Замполит попросил меня явиться в офицерскую комнату для встречи с ранеными.
- Вот и сам автор, - сказал он, представляя меня.
Бывший директор планетария Е. З. Гиндин ведал в госпитале политработой, горячо интересовался делами клуба, досугом раненых и больных. Немного сутулясь, он провел рукой по густым с проседью волосам и низким голосом предложил мне провести с товарищами беседу по работам, показанным на выставке.
На стенах развешаны фронтовые зарисовки, несколько работ на холсте, выполненных за время лечения.
Эпизоды боев под Смоленском, Серпуховом, Юхновом, Ржевом, Жиздрой, Москвой привлекали внимание раненых. Некоторые узнавали знакомые места сражений, вспоминали боевые эпизоды.
- Скажите, товарищ капитан, - обратился раненый офицер Беззубов, показывая костылем на один из рисунков, - этот Холм Березуйский не тот, что под. Ржевом?
- Он самый.
- Так это же участок нашей армии. Перед наступлением я был там со своей разведкой. В период наступления мы шли левее города Ржева, со стороны Сычевки.
- Выходит, одна армия. Наша дивизия прорывалась в направлении между Ржевом и Сычевкой, - ободренный, рассказываю я. - Наш батальон брал этот самый Холм Березуйский. Во время привала я и сделал набросок.
- Так все знакомо, так все оживилось в памяти, что нельзя без волнения смотреть, - возбужденно говорит раненый офицер, не отрывая своего взгляда от фронтовых зарисовок.
- А здесь я узнаю свое, - с волнением обращается раненый с гипсом на руке и повязкой на голове. - Эту Буду мы будили, будили по ночам, - смеется он, показывая на рисунок села Буда Монастырская.
- Откуда же известна вам эта Буда?
- Да я же из третьего батальона 97-го полка, товарищ капитан!
- Выходит, из одной части, - весело обращаюсь я к нему.
- Ну а как же! - широко улыбаясь, отвечает раненый комсомолец Павлюков. Комиссаром батальона у нас был Наумов, такой скуластый, среднего роста. Вы с ним не раз приходили в наш батальон, Я хорошо помню. - Раненый перебегает взглядом то на меня, то на рисунок. - Только жаль нашего комиссара. Его ранило, и неизвестно, где он сейчас. Хороший был комиссар. Командир роты часто кричал на нас. Как только ,появится комиссар, комроты притихает. Таким ласковым становится. Комиссар любил нашего брата. Где он только теперь?
Разговор от рисунков переходил в горячую беседу с воспоминаниями о том, что было пережито на фронте каждым из нас, о боевых товарищах. Рисунок разрушенной подмосковной деревни воскресил увиденное на дорогах войны. Сгорбившийся старик с обнаженной головой. Он стоит вместе с внучкой, опираясь на сучковатую палку, и со слезами смотрит на полузанесенные снегом тела убитых. Вдали печные трубы на пепелищах. Подобные картины видел каждый фронтовик.
За рассмотрением рисунков, за разговорами незаметно прошло время. В комнату торопливо вошла сестра-хозяйка и напомнила, что наступило время ужина.
* * *
По делам клуба ранним утром я направлялся в обком союза работников искусств. Чем ближе подъезжал к центру, тем медленнее шел трамвай. Образовался затор. Я пересел на троллейбус. Но это не ускорило дела. Остановка площадь Маяковского. Необычное скопление москвичей приостановило движение. Слышим возгласы:
- Скоро поведут...
На площади Маяковского, по Садовой-Кудринской, улице Горького вдоль тротуаров собирались москвичи.
Люди ожидали, когда поведут пленных гитлеровцев.
Военный патруль, милиция вытянулись в цепочку вдоль тротуаров.
Десять утра. Солнечно.
- Ведут! Фашистов ведут! - звонко выкрикивали ребятишки.
- Убийц ведут! - с презрением и ненавистью восклицает женщина с ребенком на руках.
Грязно-зеленым потоком тянулись колонны вчерашних разбойников. Понурив головы, шли они по московским улицам, которые сулил отдать им Гитлер. Пленные видели светлые дома нашей столицы. Они вспоминали фашистских брехунов, объявлявших Москву разрушенной. Но Москва стояла невредимой.
Фашисты плелись с взъерошенными грязными волосами, в расстегнутых шинелях и мундирах, в рваных сапогах, ботинках, с дерюгами под мышкой, в измятых пилотках. Впереди колонны десятка два пленных генералов, их полевые генеральские пилотки, парадные высокие фуражки покрыты пылью. За ними сотни офицеров разных рангов. Еще недавно самодовольные, теперь эти тупые исполнители воли Гитлера выглядели трусливо.
Пленные все идут и идут. Их много. Это только частица взятых в боях за Белоруссию. За последними их рядами ехали машины, поливали московские улицы, чтобы смыть с них следы, оставляемые фашистской нечистью.
По возвращении в клуб я рассказал раненым о том, что видел.
Утро нового дня. Клуб готов к приему. Политруки отделений разбирают в библиотеке свежие газеты, журналы. Больные в синих халатах осматривают выставку картин, подходят к карте. Измеряют расстояние до Берлина. Наша линия фронта помечена красным шнуром, линия союзников - зеленым.
Карта отражает положение на фронте. Раненые разглядывают ее. Вспоминают знакомые места боев, где начинали войну, откуда их уносили после ранения. Что там сейчас? Каждый из них гадает, где окажется после госпиталя. Точка с пометкой Берлин выделялась на карте темным пятном, так часто касались ее пальцы раненых, мечтавших закончить здесь свой боевой путь.
Художники готовят новые плакаты, монтажи, композиции.
Киномеханик Андрей Гусев, прихрамывая, хлопочет в кинобудке. Проверяет готовность аппаратуры к показу фильма.
В кабинете раздается телефонный звонок, договариваемся с театральными коллективами об их очередных выступлениях в госпитале.
В восемь вечера начинается демонстрация фильма Александр Невский.
Вскоре показ прерываем. Радиоузел передал важное сообщение:
Войска 3-го Белорусского после упорных боев овладели сегодня укрепленными городами Восточной Пруссии - Пилькален, Рагнит и успешно продвигаются вперед, громя врага на его территории.
В зале раздаются аплодисменты. Показ кинокартины возобновляется.
Под залпы салюта проходят на экране кадры потопления псов-рыцарей в Чудском озере. Эти кадры звучали в унисон переданному важному сообщению.
- Так было в апреле 1242 года, так и сейчас, - переговаривались между собой раненые, прислушиваясь к салюту.
Окончилась картина. Лавиной хлынули люди из зала к карте. С волнением рассматривают уже передвинувшуюся вперед, на запад, красную линию фронта.
Постепенно клуб пустеет, люди расходятся по отделениям, в палаты, на покой.
* * *
Все новые и новые радостные вести с фронта. Все чаще и чаще знакомые звуки позывных, новые важные сообщения.
Сегодня вечером передается подряд уже пятое важное сообщение. Пятый раз столица Родины Москва оглашается победными артиллерийскими залпами в честь взятия вражеских городов. Сто залпов из 1100 орудий в один вечер!
