«Возвращение в Брайтсхед», хотя многим критикам роман не понравился, принес Во широкую известность и успех «не по сезону»; в Соединенных Штатах было продано почти три четверти миллиона экземпляров. Роман продемонстрировал новую для его прозы значимость религии, и сам Во считал его переломным для своего творчества:
«В молодости я много пошатался; тогда и в бестолковые годы перед Первой мировой войной я набрался столько впечатлений, что хватило бы на несколько писательских жизней… Если тогда я общался с язычниками и светской публикой, политиками и безумными генералами, то потому, что получал от этого удовольствие. Теперь я обрел внутреннее равновесие, потому что общение с ними наскучило мне и потому что я нашел куда более достойный объект интереса — английский язык… Так что две вещи уменьшат спрос на следующие мои книги: забота о стиле и попытка изобразить человека в наибольшей полноте, что, на мой взгляд, означает только одно — в его связи с Богом»[19].
Во чувствовал: над миром, в котором он искал обрести душевное равновесие, нависла тень, и это стало ясно, когда в 1946 году вышел сборник «Когда благом было уехать», куда включены были отрывки из его четырех довоенных книг путешествий:
«То были годы, когда Питер Флеминг отправился в пустыню Гоби, Грэм Грин — в глубь Ливии, Роберт Байрон… к персидским руинам. Мы отвернулись от цивилизации. Если б мы знали, то, возможно, не спешили подниматься на борт «Палинура»; если б мы знали, что все это, кажущееся прочным, терпеливо выстраивавшееся, великолепно украшенное здание западной жизни в одночасье растает, как ледяной дворец, оставив после себя лишь грязную лужу; если б мы знали, что человек даже в такой момент дезертирует»[20].
Во не стал меньше путешествовать; поездка в Испанию дала материал для короткого романа «Современная Европа Скотта-Кинга» (1947), а после посещения Голливуда в 1947 году (для обсуждения предложения экранизировать «Возвращение в Брайтсхед», от которого он в конце концов отказался) он создает свой единственный роман, действие которого происходит в Америке, «Незабвенная» (1948). В 1948–1949 годах он совершает два лекционных турне по Америке, выступая в католических учреждениях, в том числе в Колледже Лойолы в Балтиморе, который в 1947 году наградил его почетной степенью, где прочел лекцию о Роналде Ноксе, Г. К. Честертоне и Грэме Грине. Он уже столп своего общества и своей веры. В 1949 году Во издал избранные проповеди Роналда Нокса; в 1950-м — религиозно-исторический роман «Елена»; в 1952 году появляется, изданная «Куин Энн Пресс» ограниченным тиражом и снабженная гравюрами Рейнолдса Стоуна, «Святые места», включающая в себя три произведения; предисловие, озаглавленное «Незаконченная книга»; эссе, изначально предназначенное для Би-би-си в связи с инсценировкой «Елены» (радиопьеса называлась «Святая Елена Императрица»); и другое эссе, «Защита святых мест», — рассказ о посещении в 1951 году Иерусалима, совершенном под эгидой журнала «Лайф», где оно и было первоначально опубликовано….
Во не меняет своего мрачного взгляда на западную пивидизацию, как и этноцентрического взгляда на главенствующую роль католицизма и гуманизм, почерпнувшего «великую живительную силу в контрреформации». Безусловно, его вера становится более ревностной, более твердой. В 1952 году появляются «Вооруженные люди», первый роман трилогии, написанной на основе собственного военного опыта Во и в центре которой — сугубо католический герой, Гай Краучбек. Второй, «Офицеры и джентльмены», вышел в 1955 году, третий — в 1961-м, после долгой паузы, вызванной творческим кризисом. Работа над трилогией, направленной против «современного милитаризма», прерывалась, когда Во переключался на три другие книги, написанные по-новому, более сдержанно. «Любовь среди руин» (1953) — это jeu d’esprit[21], над Фестивалем Британии[22], «Испытание Гилберта Пинфолда» (1957) — автобиографический роман о галлюцинациях, которыми Во страдал три года, предшествовавших выходу романа. «Жизнь его преосвященства Роналда Нокса, члена совета Тринити колледжа, Оксфорд, и апостолического легата его святейшества папы Пия XII» (1959) — это компиляция оригинальных источников, «биография выдающегося, но довольно унылого друга, который на много лет старше меня»[23]. После смерти монсеньора, последовавшей в 1957 году, Во остался его единственным литературным душеприказчиком; он и раньше писал о нем; и Нокс, хотя и знал о «моих странности и недостатке рассудительности»[24], заранее одобрил намерение Во написать о его жизни. Книга эта, сдержанная, трезвая, обстоятельная, рисует жизнь Нокса как трагедию нереализованности, как если бы, перейдя из англиканизма в католицизм, он свернул с главной дороги своей жизни. Во замечательно показывает тот мир культуры крупной буржуазии, теплый, уверенный, общественно значимый, из которого вышел Нокс и который он изобразил как религиозный писатель. Несмотря на то что Во находит высказывание Нокса по поводу его перехода в католичество: «Становишься более важной фигурой — но в менее важном шоу» противоречащим его истинным взглядам, книга странным образом подтверждает верность этих слов.
Дистанция между ранним и поздним Во наглядно проявляется в его другой книге путевых записок, «Турист в Африке» (1960), написанной с позиций человека, который видел иную жизнь и теперь смотрит на знакомые места глазами пожилого брюзги:
«С какой радостью я, бывало, вскакивал [в Париже] в такси и объезжал бары, пока поезд полз по ceinture. Теперь, в напряжении и ничего не слыша из-за грохота колес на стыках, я хмуро сижу в своем купе».
Во — блистательный молодой человек и Во-воитель, в сущности, уступили место Во — успешному романисту и сельскому джентльмену, ворчливому землевладельцу из Пирс-Корт и, поздней, из Кум-Флори в Сомерсете. Его проза хорошо известна широким кругам читателей; большинство его романов появились в серийных изданиях, а десять его произведений издал массовым тиражом «Пингвин Букс»; он получил звание «Сподвижник литературы», которое присваивается выдающимся литераторам. Подобно Пинфолду[25] он предпочитает уединенную жизнь, подобно Пинфолду «не притязает на роль лидера или начальника», подобно Пинфолду считает свою веру сугубо личным делом:
«В то время, как пастыри его Церкви побуждали народ выйти из катакомб на форум, оказать свое влияние на народовластную политику и полагать служение Господу, скорее, совокупным, нежели частным деянием, мистер Пинфолд только глубже зарывался в скалу… В нем был силен дух неприятия. Он ненавидел пластмассу, Пикассо, солнечные ванны и джаз, а в сущности говоря, все, что осталось на его веку. Трепетный огонек милосердия, возженный в нем религией, кое-как смягчил его омерзение и претворил его в скуку. В тридцатые годы, пугая себя, говорили: — Часы не спешат — спешит время. — У мистера Пинфолда ничто не спешило»[26].
