Милостыня
Актер стоит, как маршал на параде,
Возносятся подмостки над толпой…
И все ж у славы просит он скупой:
– Подайте мне, подайте, Христа ради!
О чем бишь, я? О пастухе и стаде?
О паперти под пышным алтарем?
О том, как мы живем или умрем?
– Подайте мне, подайте, Христа ради!
И милостыню в круговой поруке
Религия спешит подать науке.
За милостыней – руку тянет власть…
Кто первый подал нищему монету?
Она веками кружится по свету,
Чтобы опять в его ладонь упасть.
Скоморохи – почти журналисты,
Их припевки – всегда актуальны.
Драматурги они и артисты,
Из эпохи пришедшие дальней.
Рот смеющийся выписан чисто,
Слезы скроет их грим натуральный…
То им солнечно в жизни, то мглисто,
Но всегда скоморохи печальны.
И стоит скоморох у порога…
Он – создатель особого слога, —
Как ненужная ветка, засох.
И его раздавила эпоха —
Ведь любое излишество плохо,
В изобилье пропал скоморох.
Скомороший клевер
(Трилистник)
Отличать мы отучились
Перепелку от щегла —
Может, – лебедь, может, – чибис, —
Невеселые дела.
Не такие уже невежды —
Просто заняты другим.
Скоро атомы надежды
В циклотроне расщепим.
В новом доме крупноблочном,
Голом, как на чертеже,
Мы и плачем, и пророчим,
Все познавшие уже.
До земли – пролеты лестниц,
Лифта медленный полет…
…А на небе светит месяц,
Словно песенку поет.
Умираем мы от жажды
Снова стать самим собой…
Но является однажды
Скоморох с живой водой.
К представленью не готовясь,
Он приходит в трудный час,
Как надежда или совесть,
Или сила жизни в нас.
Не скулит и не суется
В жизнь чужую, как в кино, —
Над самим собой смеется
И над нами заодно.
И когда в последнем вздохе
Приобщаемся ко мгле,
Не пророки – скоморохи
Остаются на земле!
Возношу тебе, Всевышний,
Не молитву, а хулу.
Я вдыхаю дух сивушный
У палатки на углу.
Божий мир… А, может, – глобус —
Краска и папье-маше?..
В переполненный автобус
Трудно втиснуться душе.
Серый снег под небом серым,
Серой улицы ледник,
Дышит адским духом серным
Тормозящий грузовик.
Бесконечная дорога —
То щебенка, то гудрон.
И доносится до Бога
Разных двигателей гром.
Две ноги давно бессильны,
И четыре колеса
Благовоние бензина
Воскуряют в небеса.
Если бы ты был, Всевышний,
Ты явил бы миру лик,
Ты признался бы: «не вышло!»,
Уничтожив черновик.
А теперь мы сами боги,
И бездумно, без следа
По космической дороге
Уезжаем в никуда.
…Но ночами детям снится,
Что вот-вот Земля поймет:
Почему летают птицы?
Почему трава растет?
«На арену выбегает клоун…»
На арену выбегает клоун,
До опилок делает поклон он,
И костюм его просторный вечен,
И белила и багряный нос…
Иногда бывает он бездарен,
Гениален или же вульгарен,
Если он немного человечен,
На него не убывает спрос.
Почему же не дано поэту
Перенять непринужденность эту,
Правдой незатейливых историй
Искупить добра извечный плач.
Но войска бессильны без приказа,
А талант опасней, чем проказа.
Мир теперь похож на лепрозорий,
Где смеяться силится циркач.
Но стекают слезы по белилам…
И они становятся мерилом
Гения, рожденного в сорочке,
Истины искусства в ремесле.
А поэт уже сутулит спину,
Строчка превращается в морщину,
Он творит в бессрочной одиночке
На своей придуманной земле.
Я хочу бежать по росе,
Отыскать студеный источник,
Но я поздно встаю, как все,
Как у всех, будильник испорчен.
Душ приму и сяду к столу,
Выпью чаю и газ закрою,
После этого к ремеслу
Я усердье свое утрою.
Проклиная себя и мир,
Буду думать строчку за строчкой,
Как башмачник, как ювелир,
Как изгой – кустарь-одночка.
Но забуду я про часы,
И про долю мою кривую…
Может, в мире вместо росы
Я сама теперь существую?!
И напрасна вся воркотня,
Уязвленной гордости жало,
Если девочка вдоль меня
Как по чистой росе пробежала.
Разлинованные тетради,
Каллиграфии злая муштра…
Педагог, как конвойный, сзади
Подгоняет нас в жизнь с утра.
Но единожды, счастья ради,
Начался урок, как игра,
И пророк на скудном окладе
Заявил, что пришла пора
Полюбить, убежать в бродяги,
Верить сердцу, а не бумаге,
Жить величьем черновика!
Мы учебник перелистали
И от всей души освистали
Непонятного чудака!
Я завидую памятникам,
Памятникам разных эпох.
Массивные постаменты
Связывают их с землей,
И если в гранит упираются
Не ноги, а копыта коня, —
Это неважно:
Герой состоит, как кентавр,
Из единой гранитной плоти.
Памятники ставят,
Преимущественно, в средних широтах,
А в средних широтах
Не бывает землетрясений.
И потому я завидую памятникам,
Которые не знают,
Что значит
Почва, уходящая из-под ног.
А кому завидовали некоторые
Из этих бронзовых и гранитных людей
В ту пору,
Когда еще были живыми?!
Со стороны или на стороне
Искусство ценится, как в магазине,
Наверное, по этой же причине
Теперь оно особенно в цене.
В чем ценность искры, спрятанной в кремне,
Или воды, не найденной в пустыне?! —
Рождественский обед в живой гусыне,
Не знающей о праздничной цене.
Но далеко еще до Рождества.
Я обесценена, пока жива, —
Сбиваю туфли, снашиваю платья.
Когда отшелушится бытиё,
Свершится воскрешение мое:
Меня поймут, и всех смогу понять я.
Хотите медовые пряники?
Вот я, например, не хочу.
Один из законов механики
Для жизненной пользы учу.
Мы все беззащитные странники.
А я защищаться хочу.
Затем и законы механики
С таким уваженьем учу.
За все, говорят мне, в ответе я.
Но я по закону по третьему
К ответу и вас призову.
Механика в обществе сложная.
Могу совершить невозможное,
Пока я на свете живу.
