— Не знаю, как туда добраться, — сказал старик. — Уж точно я не поеду в этой дурацкой немецкой машине.
Я предложил довезти его. Это был чистейший мазохизм, но я отвез моего бывшего тестя на свадьбу моей бывшей жены, хотя и не доехал до самого отеля. Я остановился на окраине курортного города.
— Вы сможете дойти туда сами? — спросил я пана Брейху. — Я не хочу, чтобы меня видели.
— Конечно! — ответил старик. — Я тоже не хочу, чтобы они тебя видели.
Он вышел из машины и пошел по пыльной дороге. На нем был черный костюм и сверкающие ботинки.
Брак длился не дольше, чем обычное пребывание на карловарском курорте.
Позже мы с Яной стали добрыми друзьями. Она призналась мне, что во втором муже ее больше всего привлекало то, что она не понимала его. Она плохо говорила по-немецки, а он не говорил по-чешски, поэтому они почти не знали друг друга. Как только они научились общаться, их брак распался.
Я все еще переживал свой развод, когда новый исполнительный директор «Латерны магики» вызвал меня в свой кабинет. Этот человек поступил на работу незадолго до увольнения Радока, и я знал о нем только то, что он наполовину русский и здорово пьет. Звали его Борис Михайлов, и очень скоро я понял, что он из себя представляет.
— Товарищ Форман, теперь мы стали очень важным политическим учреждением. Я бы хотел, чтобы вы подали заявление об уходе.
В этой ситуации мне не хватало еще только потерять работу, и какое-то время я сидел перед ним не в состоянии собраться с мыслями. Прежде меня никогда не увольняли, я был просто в шоке. Я бы еще понял, если бы все это произошло раньше, когда Михайлов дал пинка под зад Радоку и Ивану, но сейчас, когда мы оба только что вернулись из поездки в Англию — поездки, которую никак нельзя было считать провалом, я был уверен, что мое рабочее место в безопасности.
— Нет, я не подам заявления, товарищ директор, — сказал я так твердо, как только мог. — Моя совесть чиста.
— Вы совершаете ошибку, — зловещим голосом возразил Михайлов.
На сей раз он отпустил меня с миром, но вскоре вызвал опять.
— Товарищ Форман, где вы были семнадцатого июля прошлого года?
— Неужели я помню?
— Подобный день не так-то легко забыть!
Все это мне не понравилось. Я покопался в памяти, пытаясь сообразить, что за камень он прятал за пазухой.
— Но меня даже не было в Праге! В июле я был в Брюсселе!
— Правильно.
— Не помню. Это было полгода назад.
Он посмотрел на листок бумаги, лежавший на столе.
— А имя Элла Фицджеральд вам ничего не говорит?
Оказалось, что у Михайлова были записаны даты всех моих посещений американского павильона. Судя по всему, у директора были поминутные сведения о моем пребывании в Брюсселе, и все, что я там делал, было политически неблагонадежным. Мои поступки превращали меня в прихвостня империалистов. За мной внимательно следили в Бельгии, а я ни о чем не догадывался.
Я был конченым человеком, и не имело никакого смысла как-то выкручиваться, но теперь, когда рухнула вся моя жизнь, мне было уже наплевать.
— Можете выгнать меня, но я этого заявления не напишу — таков был мой окончательный ответ директору.
— Это неразумно, — сказал Михайлов.
Спустя несколько дней товарищ Покорный, кадровик театра, уволил меня.
— Вы, товарищ, политически неблагонадежны, — сказал он при этом.
Вскоре после меня уволили и двух последних авторов шоу, то есть изгнали всех создателей второго «Волшебного фонаря». Потом я узнал, что весь сценарий был переписан, чтобы придать шоу идеологическую чистоту. Я был уверен, что его безнадежно испортили. Впрочем, я ошибся. «Великая чистка» не оставила почти никаких следов. Только тот, кто знал наизусть весь сценарий, мог заметить, что изменена та или иная строчка, выкинут кусочек эпизода, заменена картинка. Явно изменился только коллектив создателей. Теперь перечень авторов шоу возглавлял Борис Михайлов, и я наконец понял суть происшедшего: он выгнал нас всех, чтобы вместе со своими политическими дружками наложить лапу на наши гонорары. Шоу шло в Праге многие годы и принесло «авторам» немало денег. Этот тип не стеснялся даже называть заместителя премьер-министра Чехословакии невольным вдохновителем своего замысла.
Когда прошел первый шок, я почти что восхищался Михайловым. В любом случае делать нам было нечего. Просто в условиях коммунизма в шоу-бизнесе произошли неизбежные изменения.
Товарищ президент и его радио
Я всегда знал, что не на всю жизнь останусь в команде Радока, ведь я хотел стать самостоятельным режиссером-постановщиком. Даже когда я просто помогал Радоку и учился у него на постановке первого «Волшебного фонаря», я не прерывал свои связи с киноиндустрией и написал сценарий вместе с Иозефом Шкворецким.
Шкворецкий вырос в Находе и описал городок в своих романах, но он был на несколько лет старше меня, и во время войны нам не пришлось встретиться. Я познакомился с ним, когда он уже стал известным писателем, автором романа «Трусы». В этой прекрасной книге речь идет о жизни подростка — поклонника джаза в последние дни войны, а реалистическое описание русских солдат привело в ярость коммунистических руководителей культуры. Книгу быстро запретили, но Шкворецкому повезло — запрет не коснулся его остальных произведений, поэтому мы смогли приступить к созданию сценария по одной из его новелл. Она называлась «Маленькая джазовая серенада» и описывала приключения джаз-банда во время войны.
Закончив сценарий, мы представили его в «Баррандов» под оптимистическим названием «Джаз-банд победил»; в тактических целях был добавлен подзаголовок «Антифашистская музыкальная комедия», но это нам не помогло. Баррандовские специалисты по сценариям не сочли наше творение достаточно прогрессивным.
Мы с Иозефом были еще молоды и наивны, и нам не хотелось верить, что специалистам нельзя угодить. Мы переписали сценарий. В соответствии с высказанными пожеланиями мы превратили джаз-банд в симфонический оркестр, а позже он стал уже духовым. Но чем больше изменений мы вносили, тем больше их требовали на «Баррандове».
Вскоре музыканты вообще исчезли из сценария, и мы стали сочинять фильм о войне. Потом на каком-то обсуждении кто-то проницательно заметил, что непонятно, почему сценарий называется «Джаз-банд победил», если никакого джаз-банда нет и в помине, и почему это называется музыкальной комедией, когда на самом деле это самая настоящая трагедия. Тогда мы повели себя умнее и стали понемногу вставлять первоначальные эпизоды. На новом обсуждении оказалось, что эти эпизоды совсем не раздражают специалистов. Они попросту забыли и про них, и про свои замечания.
