Петр отошел в мир иной после тяжелой болезни (той самой, которой страдал раньше). Возможно, это простое совпадение, а возможно, и нет. Интересно бы выяснить, сколько после этого прожил Вилькин, отмеривший себе самому лет десять жизни, – но и о нем исторические документы молчат…
Вот вам достоверные исторические документы касаемо кикиморы в трапезной Троицкого собора. Не было никакого «Петербургу быть пусту», а вот классический полтергейст безусловно имел место, отмахнуться от этого факта невозможно, но и строить предположения как-то не тянет, памятуя слова Жуковского…
Отчего-то предсказатели на протяжении чуть ли не трех столетий обожали предсказывать гибель Петербургу главным образом от воды, хотя и другими страстями пугали изрядно, но катастрофические наводнения у них стояли на первом месте.
Еще в первые годы существования Петербурга в парке неподалеку от кронверка Петропавловской крепости объявился пророк самого что ни на есть классического облика: босой, в какой-то тряпице, с нечесаной седой бородищей на манер Черномора и такой же шевелюрой. Одним словом, внушительный был пророк. Поскольку в те времена с общественными развлечениями обстояло скудновато, люди охотно сбегались слушать пророков (и не только в России). Довольно быстро собралась внушительная толпа зрителей, благо платы за зрелище никто не брал. Пророк ожидания горожан не обманул: красочно повествовал, что Господь разгневался на Антихристов град, и вскоре, как во времена библейского Потопа, разверзнутся хляби небесные и Нева потечет вспять, а нахлынувшая морская вода поднимется выше вот этой самой могучей старой ивы, под которой пророк сейчас пророчествует. Он предсказал даже день катаклизма – совсем близкий – и час.
Тут появился Петр со своими личными экспертами по парапсихологии – гвардейцами-преображенцами (гвардейцы у него всегда считались мастерами на все руки, способными браться за самые разные дела, – от финансовых ревизий до ворожбы). Петр применил довольно нестандартный метод: по его приказанию пророка приковали цепями к той самой иве, выше которой должны были встать морские воды, и оставили под надежным караулом (кормили-поили или нет, история умалчивает). Когда наступил предсказанный день и час катаклизма, но ровным счетом ничего не случилось, с пророком все стало ясно. Его отвязали от дерева и на совесть выдрали батогами тут же, под ивой (батоги – это палки толщиной примерно с палец взрослого человека, так что удовольствие получается ниже среднего. Впрочем, батогом тогда именовали порой и кнут на длинном кнутовище). После чего великодушно отпустили на все четыре стороны. Куда девался пророк, истории в точности неизвестно.
Позже произошла схожая история, в которой фигурирует практически тот же набор персонажей, – только дерево было не ива, а ольха, тоже очень старая и окруженная финскими мистическими рассказами. Якобы за два года до начала строительства Петербурга в сочельник на дереве само собой зажглось множество свечей, а когда их хотели разобрать на сувениры и принялись ольху рубить, свечи все до одной неведомо куда исчезли, но шрам от топора остался.
Был он на высоте примерно двух с лишним метров над землей (вот кстати, совершенно непонятно: если чухонцы собирались дерево срубить, зачем рубанули на такой высоте? Ну они народ своеобразный, как о том свидетельствуют многочисленные анекдоты…).
Пророк Ивовый расположился практически в центре города, на месте бойком – Кронверк, Петропавловка, один из тогдашних режимных объектов. А потому научная критика в виде батогов последовала очень быстро. Пророк Ольховый гастролировал на окраине и потому несколько дней как-то выпадал из поля зрения властей. Как и предшественник, он сулил скорое жуткое наводнение, когда вода встает во-от по это место (тут он указывал на старый рубец от топора) – то есть покроет практически весь Петербург.
И русские, и чухонцы (тоже большие любители мистики) слушали пророка разинув рты. В самом деле, аргумент был железный: рубец есть? Есть. Значит, и потоп будет, и не когда-нибудь, а конкретно 23 сентября, в день зачатия Иоанна Предтечи, то есть совсем скоро. В отличие от совершенно аполитичного Ивового, Ольховый как раз подпускал политики: уточнял, что грядущая беда послана народу за отступление от исконного православия, за принятие вместо благолепных дедовских порядков согласия с новыми, мирскими-богомерзкими. Так что политика просматривалась и невооруженным взглядом (правда, совершенно непонятно, почему потоп должен заодно смыть и чухонцев, которые никогда в православии крепки не были, навязанное шведами лютеранство соблюдали для галочки, а для души до сих пор где-нибудь в глухомани пели хвалу языческим идолищам поганым).
И пророк выглядел красочно, и рубец на дереве имелся… Как выразился один из краеведов XIX века, «население Петербурга впало в уныние». Горожане, увязав в узлы что поценнее, массами хлынули на возвышенные места, где рассчитывали переждать катаклизм.
Иронизировать над простодушием наших предков особенно не стоит: кое-какие основания паниковать у них были. До того уже случилось несколько наводнений – без особых жертв, но с немалым материальным ущербом. Рассуждая теоретически, не было ничего удивительного в том, что следующее будет, как предсказывает божий человек, вторым Всемирным потопом.
Тридцать лет спустя примерно так же развернулись события в Лондоне. С промежутком в несколько часов случилось два подземных толчка – слабеньких, из тех, когда лишь звенит посуда в сервантах и падают со стен плохо закрепленные картины. Однако моментально объявились пророки, и по Лондонграду лесным пожаром пронесся слух: по достоверным данным, вскоре последует третий удар, да такой, что во всем городе камня на камне не останется. Одним словом, Лондону быть пусту…
Паника грянула знатная, как среди не умевшего читать-писать простонародья, так и среди людей образованных и знатных, заразила всех, как чума. Те, у кого были поместья неподалеку от Лондона, умчались туда в экипажах и верхом. Те, кому бежать было некуда, от богачей до бедняков, толпами ушли на ночлег в лондонские парки и на пригородные пустоши – чтобы не оказаться под обломками рухнувших домов. Так продолжалось несколько дней. Потом, когда обещанного катаклизма так и не случилось, лондонцы, смущенно переглядываясь, стали возвращаться по домам.
И здесь не стоит иронизировать. У лондонцев тоже были кое-какие основания верить предсказаниям. За время царствования Елизаветы I (1558–1606) Лондон тряхнуло трижды. Первый толчок был самым сильным, так что сами собой зазвонили большие городские колокола и башенные часы в Вестминстере, многие здания, хотя и не рухнули, содрогались, как белье на ветру, и несколько человек погибло. Два последующих толчка были гораздо слабее, но так уж случилось, что они, хоть и с интервалом в четыре года, произошли в один и тот же день, в канун Рождества, в чем впечатлительные натуры легко могли усмотреть некую недобрую мистику. Так что основания для
