это возвращение к допетровским порядкам. По его мнению, реформа 1727 г. – это синтез «старины и петровских преобразований» [630].
Отвечая на замечания, защищающийся отметил, что «принятая им система изложения вытекала всецело из характера того материала, которым он пользовался и который нуждался в описании» [631]. В этом снова проявилось понимание новым поколением места исторического источника и факта в научно-историческом исследовании. Последовательно отстаивал он и свою концепцию.
Второй оппонент, Богословский, также подчеркнул негативный эффект от приемов изложения, принятых защищавшемся: «Вообще, работа Готье развивается неорганически» [632]. Поддержал Богословский и возражения Любавского против общей концепции Готье, признав то, что разрыва между реформами 1719 г. и 1727 г. не было. Тем не менее оппонент признал большой вклад монографии в изучение истории России XVIII в. Кроме того, Богословский высказал множество частных замечаний, с которыми Готье вынужден был согласиться. «По окончании диспута магистр русской истории, Ю.В. Готье, был признан „доктором русской истории“. Это признание было встречено аплодисментами не особенно многочисленной публики» [633].
На книгу появилась рецензия В. Бочкарева. В ней он писал, что «избранная автором тема давно являлась очередной для историков-специалистов той московской школы, главой которой был покойный В.О. Ключевский» [634]. Заслугой Готье рецензент видел тот факт, что, подробно описывая административные механизмы, он не упускал из виду и чисто бытовых подробностей. В упрек исследователю было поставлено то, что он не раскрыл повседневную жизнь русского провинциального общества XVIII в. «Таким образом, в книге имеется административный фон, но отсутствует перспектива культурно-исторического характера» [635], – утверждал автор отзыва. Заметим, что Готье и не ставил перед собой такой задачи. Негативный характер носил отзыв Н.А. Рожкова. Он язвительно написал: «Перед нами весьма документальная, обстоятельная, основанная на свежем архивном материале работа на неинтересную и далеко не первостепенную по своему значению тему» [636].
Несмотря на отдельные критические замечания, выводы, полученные Готье, вошли в историческую науку. Правда, в последнее время большинством историков принято рассматривать «контрреформы» 1727 г. не в свете отступления от «дела Петра», а как необходимую корректировку перегибов петровского законодательства [637].
После успешной защиты первого тома книги в качестве докторской диссертации Готье продолжил работу над второй частью исследования. В печати появилось несколько статей, освещавших ход работы историка над проблемой [638]. По свидетельству самого историка, написанию работы существенно помешало начало Первой мировой войны, нарушившее привычный ход жизни [639]. Черновой вариант книги был закончен к 1917 г. Оставались только «отдельные экскурсы», но основной массив необходимых документов находился в петроградском Государственном архиве, где началась эвакуация, снова помешавшая работе. «Только случайное обстоятельство переведения в Московский архив Министерства иностранных дел большей части собрания Государственного архива дало мне, – писал Готье, – возможность закончить в 1919 г. Собирание материала» [640]. Сам текст окончательно был дописан к 1921 г. и тогда же подготовлен на печатной машинке всего в двух экземплярах. Очевидно, автор не надеялся в условиях социально-политической разрухи на интерес к своему исследованию. Об этом он сам признавался во введении к книге: «Долгие годы пока писалось мое исследование и пока задерживалось его издание, были годами войны, революции и смут. Вопросы, казавшиеся очередными для исследования, потеряли интерес и значение. К таким вопросам я отношу и историю областного управления не существующей более русской империи. Их изучение уже не предмет истории – они отошли в область „древностей“» [641]. Хотя даже в таком виде монография вызвала заслуженный интерес среди исследователей. Так, уже к тому времени вынужденно эмигрировавший А.А. Кизеветтер в своем обзоре, опубликованном в 1923 г. в «Современных записках», отмечал значительный интерес этой работы для изучения истории XVIII в. [642].
В 1941 г. книга была опубликована официально. При ближайшем рассмотрении можно прийти к выводу, что различия между этими изданиями не носят принципиального характера. Так, вместо «Петр Великий» Готье вставил «Петр I», убрав тем самым не принятый в советское время эпитет. Поэтому ссылки будут даваться на это издание, как на широко известное и гораздо более доступное.
Во второй части Готье продолжил анализ отдельных аспектов функционирования областной системы послепетровской России. Первая и вторая главы касались областных органов надзора. Автор пришел к выводу, что постоянные органы надзора, воплощавшиеся в деятельности генерал-прокуроров, не справлялись с трудностями управлениями. Как следствие, центральные власти перешли к проверенной ранее практике применения чрезвычайных органов. Такими органами стали Следственные комиссии по злоупотреблениям областных властей. Тщательно изучив их деятельность, историк сделал вывод, что, несмотря на тот ужас, который они внушали всем взяточникам, они не «могли пересилить бытового уклада того времени, и потому комиссии не могли одолеть зла, с которым они призваны были бороться» [643]. По категорическому заявлению автора: «…Экстренные органы могли приносить пользу в достижении тех специальных целей, для которых они предназначались, но едва ли возможно признать их средством исправить изъяны и прорехи в деятельности областных учреждений». Готье метко написал, что сами чрезвычайные органы были не средством исцеления, а «симптомом болезни» [644]. Становилось очевидным, что только радикальное преобразование самой системы могло исправить ситуацию.
В этой связи пристальный интерес исследователя вызвали критические отзывы в отношении сложившихся институтов. Сделав вывод о том, что все поступившие проекты преобразований так и остались на бумаге, Готье подчеркнул, что вопрос изменения управления империей вообще и областное управление в частности был очень актуальным. «Областное управление, недостатки которого бросались в глаза и возможные изменения в котором нарушали интересы больших правительственных дельцов меньше, чем какие-либо реформы в центральном управлении, – было тем частным вопросом, который более всего привлекал к себе внимание и вместе с тем был местом наименьшего сопротивления для правительства, принужденного считаться с влиятельной столичной и придворной знатью» [645], – резюмировал историк.
Из этого же соображения, по мнению ученого, становится ясно, почему Екатерина II, взойдя на престол, предпочла реформировать местные органы управления, а не центральные [646]. Предварительно в 1762–1765 гг. Екатерина и ее правительство попытались скорректировать очевидные прорехи работы местных органов. Было введено новое законодательство и введен принцип «уравнения населения». Губернаторы получили больше власти. Но вскоре стало ясно, что паллиативными мерами проблему не решить [647]. Поэтому императрица возложила задачу решения проблемы на Уложенную комиссию. По наблюдениям Готье, предложенные проекты радикально меняли систему местного управления, подготовив тем самым знаменитое «Учреждение о губерниях» 1775 г. [648]
Проанализировав монографию Готье, в целом можно прийти к следующим выводам: 1) ее появление было закономерным и вписывалось в традиции Московской исторической школы; 2) она не была такой же новаторской и смелой по постановке проблемы, как работа о Замосковном крае, но ее выводы прочно
