Объезжая дворы меньших княжеств, таких, как Сун, Вэй и Чжэн, Конфуций разъяснял там свой политический идеал, но не смог получить никакого конкретного или практического отклика. Тогда он решился не связываться более с правителями маленьких княжеств, где жизнь двора была строго ограничена условностями, и задумал отправиться в Цзинь, которое, как лидер северного союза, фактически контролировало центральные государства, или в Чу, противнику Цзинь и лидеру южной коалиции. Он решил изложить там подробности своего идеала и заручиться поддержкой влиятельных государств, чтобы распространить предложенные им реформы на весь Китай. Однако его планы столкнулись с противодействием в малых государствах, и в результате он так и не добрался куда хотел.
Оказавшись в опасности в Куане по пути из Вэй в Цзинь, Конфуций воскликнул: «Вэнь-вана нет, но разве культура не здесь? Если бы Небо хотело уничтожить эту культуру, то я не смог бы приобщиться к ней. А раз Небо не пожелало ее уничтожить, что могут сделать со мной куанцы?» Этими словами Конфуций хотел сказать, что Путь, воплощенный в «Стихах», «Писаниях», ритуале и музыке, творениях Вэнь-вана, передавался и теперь перешел к самому Конфуцию; и, поскольку Небо избрало его в качестве средства передачи Пути, он был уверен в том, что ему не суждено погибнуть от рук людей, подобных куанцам. Здесь Конфуций предстает не как одиночка, стремящийся к реализации своего идеала, но как человек, твердо убежденный в том, что он пытается воплотить в жизнь идеал в согласии с волей Неба.
Кроме того, застигнутый врасплох неожиданной атакой Хуань Туя, сунского аристократа, Конфуций лишь хладнокровно заметил: «Если Небо породило во мне добродетель, что может сделать со мной Хуань Туй?» Он принял волю Неба, и поэтому ему не мог повредить обычный человек. Так обычно думали о Конфуции ученики, которые, сплотившись вокруг него и любя как отца, постоянно сопровождали его на протяжении долгих тринадцатилетних странствий.
Несмотря на убеждение в том, что он получил небесное повеление и родился для преобразования мира, Конфуций отлично понимал, что в конечном счете не сможет выполнить свою миссию в современном ему мире. Будучи разумным человеком, он прекрасно разбирался в объективной ситуации. Если он не мог воплотить в жизнь данное ему Небом повеление при жизни, он должен был добиться того, чтобы его исполнили в будущем, обучив учеников и через них сообщив о своем идеале следующим поколениям.
Младшим из учеников, последовавших за Конфуцием в его путешествие, был Хуэй, страстно любивший учиться, самая большая надежда Конфуция, – но и ему было за тридцать. Старшему, Цзы Лу, сравнялось шестьдесят! Можно сказать, все члены этой группы были уже немолоды. Было бы неправильно способствовать их преждевременной старости, требуя все время сопровождать его в странствиях, конца которым не предвиделось. Именно такие соображения побудили Конфуция счесть, что лучше будет вернуться в Лу.
Конфуцию нелегко было отказаться от попыток осуществить свой идеал в обществе, но в конце концов он заставил себя решиться. К тому времени, как он в 484 году до н. э. вернулся в Лу после тринадцати лет странствий на чужбине, Дин-гун давно умер, и уже одиннадцатый год правил его преемник, Ай-гун. Конфуцию в то время было шестьдесят девять лет. Следующие пять лет, вплоть до своей смерти в 479 году до н. э. в возрасте семидесяти четырех лет, Конфуций всю свою энергию направлял на воспитание учеников, упорядочение и компиляцию старых классических текстов, таких, как «Стихи» и «Писания», которые он сам читал и изучал. Конфуций – государственный деятель умер, но на последнем отрезке жизненного пути продолжал свою деятельность Конфуций – педагог и ученый.
Смерть философа
Конфуций умер в 479 году до н. э. Существует четкая запись о его смерти в летописи «Чуньцю», составленной на основе официальной хроники Лу, княжества, где Конфуций состоял на государственной службе. Запись, относящаяся к шестнадцатому году правления Ай-гуна, гласит: «Летом, в день четвертого месяца под знаком цзи-чоу, умер Конфуций». Она не оставляет места для сомнений. С другой стороны, даты, указанные для рождения сына Шулян Хэ, который был лишь обедневшим служилым на службе у главы клана Мэн, кажутся лишь частью возникшей намного позже традиции.
Истории о Конфуции, собравшем вокруг себя три тысячи учеников, явно представляют собой преувеличения: однако образ Конфуция, почитаемого как мудреца той эпохи, окруженного семьюдесятью талантливыми учениками, увлеченными его ученостью и добродетелью, также относится лишь к поздним годам его жизни. Попытаемся несколько подробнее обрисовать события последних лет жизни философа. Рассказ о них, приведенный в главе «Ли цзи» под названием «Тань гун» (это текст, перечисляющий прецеденты, имеющие отношение к траурным ритуалам, и рассуждения учеников Конфуция на такие темы), – часть традиции, которую нам следует рассмотреть.
Ровно за неделю до смерти Конфуций поднялся рано утром, опираясь на посох, проковылял за ворота и запел: «Гора Тай обвалится, мост упадет, мудрец зачахнет». Кончив песню, он вошел в комнату и сел лицом к двери. Цзы Гун, который после смерти Янь Хуэя был самым талантливым из оставшихся учеников, услышал о том, что произошло, и, поняв, что болезнь Конфуция усилилась, бросился к нему в комнату. Конфуций встретил его словами: «Почему ты так долго не шел? Во времена Ся гроб ставили на восточной лестнице в зале; во времена Инь его помещали между двумя колоннами в центре зала, а при Чжоу – у западной лестницы. Я же происхожу от иньцев, и вот вчера мне приснилось, что я сижу между двух колонн, а передо мной стоит еда, которую приносят в жертву умершим. Увы! Не появляется мудрый правитель. Кто в целом свете возьмет меня к себе в наставники? Моя жизнь недолго продлится». Он слег и, проболев неделю, умер. Эту традицию Чжэн Сюань, ханьский комментатор, объясняет тем, что мудрец вполне осознавал себя носителем небесного предопределения, но, скорбя над тем, что ему не довелось послужить просвещенному князю, и полностью перестав надеяться на современный ему мир, он улегся на одре болезни и умер. Но разве такие поступки в самом деле достойны мудреца своего времени и мог ли действительно так себя вести и думать владеющий собой человек, постигший веление Неба? Это первое, что поражает читателя канонического фрагмента. У Чэн, ученый, живший при династии Юань, доказывал, что блуждание опирающегося на свой посох Конфуция у дома, его печаль в связи с приближением смерти, проявившаяся в создании песни, в которой он называл себя мудрецом, ни в коей мере не приличествовали философу, бесстрастно довольствовавшемуся своей судьбой, для которого ничего не значили узы жизни и смерти. Многие ученые критиковали это нелепое предание с тех же позиций.
