― Ты что же, Рыжков, около чистого самолета в такой грязной одежде ходишь? Запачкаешь машину. От нее и мы станем трубочистами. Как потом в боевой самолет полезем?
― Так ведь я же ее чищу, а на себя времени не хватает. ― На лице откровенная обида, даже оскорбленность: до чего же командир непонятлив.
― Так уж и не хватает? Ты это, милый человек, брось. Никто не сомневается в твоем пролетарском происхождении, и все знают, что хлопот у тебя с этой стрекозой предостаточно, потому как она летает больше всех… Времечко все же найди и для себя. Негоже гвардейцу походить на мазутную тару. Между прочим, имей в виду, что от механика до инженера всего один шаг, только если он правильный.
― Все шутите… Работаешь, работаешь, а вы все недовольны…
― Наоборот, самолетом доволен, твоей работой тоже, а вот внешним видом ― действительно, нет. Если сегодня же не отмоешься, пропитаешься маслом насквозь. И потом тебя лет десять ни одна дивчина не полюбит, к себе близко не пустит ― масло из тебя будет источаться.
― Еще как полюбит!
― За уверенность хвалю. Но это свершится только как исключение, лишь в случае, если под копотью девушка все же увидит, что ты человек с хорошим сердцем и добрым характером.
― Не упорствуй! ― вмешался Безуглый. ― Тебе дело говорят. Пойди на командирскую машину и посмотри на старшину. У Володи и самолет чистый, и сам он как будто только что из-под утюга и на танцы собрался.
― Буду исправляться, командир!
― В таком случае по рукам! Давай запускать?
…Сохатый выруливал для взлета с трудом. Колеса и костыль По-2 вязли в размякшем верхнем слое грунта, оставляя за собой глубокие следы. И все же выбрались на пуповину аэродрома, где стало посуше. Но и тут не обошлось без осложнений: взлетная полоса оказалась распаханной колесами "Илов", как лемехами плугов. Через глубокие колеи малютке По-2 перебраться было невозможно. Поэтому не только направление ветра, но и борозды эти диктовали направление взлета.
Приняв решение, Сохатый обернулся ко второй кабине:
― Безуглый, дальше нам не пробраться, взлетать будем вдоль борозд. Ты пристегнут?
― Привязался! За воздухом смотрю!
Капитан взлетал настороженно. Разбухшая земля хватала По-2 то за одно, то за другое колесо, отчего машина рыскала из стороны в сторону, как разыгравшийся жеребенок. Иногда оба колеса одновременно попадали в грунтовую мякоть, и тогда самолет кланялся мотором, грозясь зацепиться винтом за землю. Чтобы этого не случилось, Сохатый выполнял разбег по-вороньи, набирая скорость отрыва с полуопущенным хвостом, отчего самолет подпрыгивал на неровностях. Наконец оттолкнувшись всеми своими тремя точками от земли, По-2 оказался в воздухе.
После тычков, бросков, клевков, рывков и раскачки с крыла на крыло полет в спокойном воздухе на мгновение показался Сохатому висением. Но пропеллер тянул за собой: под крыло ушла граница аэродрома, потом землянка командного пункта эскадрильи, домик штаба полка… Самолет летел уже над деревенскими хатами, садами. Прозрачное небо, заполненное от края до края солнечным светом, казалось Ивану праздничным. Он радовался, что вырвался на простор, гордился ощущением своей силы; им с Безуглым теперь нипочем был и сырой аэродром, и разбитая в черную грязь дорога, на ухабах которой внизу мучились в повозках и на автомобилях люди.
Набрав около пятидесяти метров высоты, комэск перевел самолет в горизонтальный полет, и в тот же миг его ударил по нервам звук громкого моторного выхлопа: пуф-ч-и-х-в!… Звук показался ему вначале похожим на отдаленный пушечный выстрел, а чуть позже ― на визг рикошетирующей пули. И тут, поняв наконец, что случилось, Сохатый напрягся, как бы приготовясь к новому, еще более сильному удару, заранее представляя всю его опасность.
"Отказал мотор!"
Уши Ивана слышали шуршание вращающихся шестерен в моторе и перестук клапанов на его цилиндрах, Три-пять оборотов винта, и инерция вращения иссякла.
Мотор остановился. Винт неподвижен. Повисает непривычная, страшная тишина.
"В чем же дело?" Иван бросает быстрый взгляд на переключатель магнето… Убедился ― зажигание включено! "Может, бензин?" Перехватывает управление самолетом в левую руку, а правой рукой проверяет: открыт ли бензокран? Открыт! Крутит за рукоятку пусковое магнето, пытаясь запустить мотор… но вспышки нет.
"Все! Мотора нет! Осталось только земное притяжение! Придется садиться. Куда? Внизу дома!"
С крыш домов внимание мгновенно переключается на кабину. Сохатый смотрит на прибор скорости: стрелка подрагивает около деления девяносто километров. "В моем распоряжении остался запас скорости в двадцать километров и всего тридцать метров высоты! А потом? Будет ли "потом"?
Иван почувствовал, как судорожно ухватился Безуглый за рычаги управления самолетом. Сердиться на него и объяснять ему ситуацию было некогда, и, не оборачиваясь назад, Сохатый кричит:
― Брось управление! Если вдвоем попытаемся управлять ― обязательно убьемся! Держись лучше за борта кабины!
"Молодец! Послушался. На это нужна немалая воля!… Куда же? Куда направить самолет? Прямо перед нами ― дома! Ни в один сад и огород не попадаю.
Нет высоты!… Положить машину на крыло?… Поздно. Упадем на ближний дом и соседний еще прихватим!"
Он помнил, что слева, чуть позади самолета, улица. И решение созрело: Иван начинает разворачивать По-2 на нее… Разворачивает, а скорость полета уменьшается до восьмидесяти километров. Самолет за это время потерял почти двадцать метров высоты… Но летчик продолжает разворот. Любые другие решения исключены.
"Как дальше быть? Через какое-то мгновенье самолет пересечет улицу. Развернуться вдоль нее не успеваю: нет для этого высоты. Падать надо только в улицу. Любым способом, но только туда! За ней опять дома. Как падать? По прямой, на крыло ― места нет. Будем в хатах. Чтобы попасть на улицу, остается одно ― полностью погасить поступательную скорость полета, а уже потом валиться на землю!"
Опять взгляд в кабину: на приборе скорости всего семьдесят километров. По-2 летит чуть-чуть выше домов. И тут Сохатый принимает, как ему кажется, единственно возможное решение.
"Только бы не опоздать!"
Под крыло уходит крыша последнего дома. За ним ― улица, ширина ее метров тридцать.
"Пора! Места должно хватить!"
Иван что есть силы посылает левую педаль руля поворота до отказа вперед, а ручку управления самолетом берет полностью на себя. Так он еще в аэроклубе вгонял У-2 в штопор. Отрабатывали они тогда не столько ввод в фигуру, сколько последующий вывод из нее, чтобы не бояться возможного срыва машины в штопор из-за грубой ошибки при освоении пилотажа… Иван почувствовал под ногой дрожь педали. Дрожала, вероятно, не нога, а действительно, педаль, потому что в отклоненный до предела руль поворота упиралась струя воздушного потока и закручивала самолет, заносила его юзом в сторону, поэтому не только педаль ― весь По-2 трясло.
