У нас был священник в это время и с своей стороны в своем простом и грубоватом рассказе представил такую ужасную картину внутреннего производства дел в России. – Константин думает, что свободное слово в состоянии было бы искоренить зло; нет, мне кажется, теперь этого недостаточно: только совершенный внутренний переворот, полная перемена всей системы может вызвать новую жизнь, но во всяком случае и теперь и после свободное слово необходимо.
Сегодня получено письмо от Гриши, он и не думает об ополчении, а оно уже назначено, и вряд ли ему можно будет избежать его. Мы боимся и за Константина, хотя по уставу ополчения он не может быть даже выбираем потому, что нигде не служил, но за недостатком дворян в Самарской, а особенно в Оренбургской губерниях как бы не сделали исключения, сохрани Господи! – Получено письмо от Оленьки, она встревожилась, думая, что мы не переедем в Москву.
Журналы иностранные полны описанием всего, что найдено в Севастополе, и т. д.
Вторник, 11 октября. На почте было письмо от Оленьки, от Казначеева.
Оленька очень встревожила нас известием, что дядя нанял дом Живого, который, если в нем нет духовых печей, был самый удобный для нас, но Оленька уверила дядю, что мы рассчитываем на дом Ильинского, что она заключила по нашим письмам. Как теперь это устроить и не знаем! Маменька сама завтра поедет с Константином в Москву.
Письмо Казначеева, ответ на письмо отесеньки, в котором выражалось горячее сочувствие его горю, у него сын ранен в шею пулею. Казначеев благодарит от души и вместе с тем говорит с такой покорностью и полной преданностью к воле Божией о том, что готов на все, что истинно остается только удивляться. Надобно быть истинным христианином, чтоб иметь столько духовной силы. Казначеев сообщает нам еще невеселую весть: Кинбурн, крепость, разорена и сожжена врагами, каким образом все это было, неизвестно, всего вероятнее, что мы сами ее оставили. Вот и еще дали пункт им утвердиться, для того чтоб им удобнее было действовать против нас. Казначеев пишет, что особенно жаль потому, что богатый Днепровский край будет опустошен. Ходят слухи (пишет Казначеев), что был второй приступ, но не наверно. Наш царь распоряжается обстоятельно и т. д. Враги наши думали отвлечь наши силы от Горчакова, но ошиблись. Владислав Максимович Княжевич (председатель в палате Казначейства в Симферополе) спрашивал официально Горчакова, не время ли вывезти казну из Симферополя. Горчаков отвечал
вовсе не нужно. Впрочем, я вовсе не вижу из этого ответа что-нибудь ободряющее, Горчаков и Керчь сдал, не предупредивши жителей, так и теперь: если он это делает и без злого умысла, так не менее того его распоряжения могут быть пагубны. Иностранные журналы говорят, что он сам хочет уйти в Симферополь, но Пелисье, конечно, нанесет ему прежде последний удар; а между тем войска наши, именно гвардия, беспрестанно идут через Николаев в Крым и это все на жертву этому губителю Горчакову. О Боже! смилуйся над нами. Казначеев в своем письме старается и себя и нас утешить, что фонды в Англии и Франции упали, что народы желают мира, что, наконец, в Париже было возмущение и Наполеон ранен в плечо; это последнее, вероятно, вздор, а если и правда, так плохое утешение. Наполеон им нужен, и они будут за него держаться крепко.
Среда, 12 октября. Маменька и Константин поехали в Москву. Дай Бог, чтоб все устроилось хорошо и на добро. Уже после их отъезда явился неожиданно бывший камердинер гр. Толстого, Иван Петрович, возвратившийся по болезни и принес записочку от Ивана от 17 сентября еще, из Киева. В этот день он должен был уехать, чтоб нагнать свою дружину, выступившую еще прежде. Иван прислал нам киевскую просфору и коробок киевских сухих конфет. Иван пишет, Горчаков объявил, что теперь начинается полевая кампания и стягивает войска к себе. «Ожидаю от Горчакова новых глупостей или новых несчастий». И, конечно, от Горчакова нечего другого и ожидать. Он истинный бич Божий для нас. Господи, избави нас от него и спаси наше несчастное войско! Пусть Горчаков наслаждается всеми благами и почестями, только бы не имел он возможность губить наши войска. Нет, нет извинения Александру Николаевичу, что он его оставляет на том же месте и допускает его губить и Россию и войска. – Как он сам не откажется от начальства, видя неудачи свои, если б он был добросовестный человек и благонамеренный, то, конечно, давно бы уже отказался, а теперь нет ему извинения.
Четверг, 13 октября. Сегодня рано получили почту, она была богата разными вестями, и частными и общими. Оленька присылает записку Погодина, в которой есть там слова… Как их объяснить? Что значит «союзное время»? Он пишет еще и об Ермолове, что он свеж и бодр и здоров, и как умен! Всего же удивительнее то, что на другой-третий день после присылки своей записки явился сам к Оленьке, спрашивал, когда приедет кто-нибудь из деревни, был необыкновенно весел, шутил даже с дядей и звал его в клуб и т. д. Тогда как постоянно в последнее время он был страшно мрачен. Политические дела не лучше, а хуже, стало быть, тут что-нибудь другое, вероятно, он получил какие-нибудь добрые вести насчет себя, может быть, назначение на место, на котором он надеется принести пользу.
К Погодину приходили купцы и просили написать статью об устройстве железной дороги в Индию из Оренбурга до наших крепостей. После того, верно, уже устроят железную дорогу из Москвы в Оренбург, как бы это было хорошо, весь край бы обогатился. Погодин сперва было отговорился незнанием дела, но купцы привезли ему свои бумаги и упросили его составить статью. Погодин написал вроде шуточной статейки; говорят, и в ней ввернул свой взгляд и убеждения. – Оленька сообщает депешу из Николаева, напечатанную в «Полицейской газете». Эта депеша позднее тех, которые напечатаны в «Московских ведомостях», полученных сегодня. Из них видно, что крепость взята или сдана после страшной бомбардировки со всего флота. Николаевскую батарею мы сами взорвали, так что неприятель беспрепятственно прошел через Лиман и в Днепр, и в Буг. С наших полевых батарей была открыта канонада и с кораблей неприятельских также; продолжалась час, и суда возвратились назад. Что-то будет! Все строят батареи. Государь ездит их осматривать, а что будет пользы, увидим. Если неприятелю удастся сделать высадку на Днепр, то верно он пройдет прямо к Перекопу и можно ожидать, судя по всем действиям и распоряжениям наших начальников, что Перекоп будет взят, тогда Горчаков со всей армией и весь Крым будет в их руках. – Пелисье что-то готовит в тиши, не торопясь, а Горчаков сидит себе неподвижно и только посылает отчет об успешных работах, дорогах и высадках неприятеля.
