Вот как раз в это время Журавичский РК КП(б)Б поручил нашей организации достать все необходимое для подпольной типографии. Я вызвал в Серебрянку Катюшу на инструктаж. И она ушла в Корму, чтобы поговорить с Николаем Купцовым. Тот согласился, но поставил условие: шрифты, станок, валики и краски он доставит туда, куда скажет Савельева, если его и его товарищей возьмут в партизанский отряд. Осточертела навязанная им служба.
Безусловно, если материалы и оборудование типографии передадут подпольному райкому партии, да штат типографии уйдет в лес, то фашистская газетенка перестанет выходить, а партизаны будут иметь и свою газету, и своих работников. Конечно же, Савельева согласилась с условием Николая Купцова.
И вот среди белого дня прямо в Сырск к Савельевой катит на велосипеде Николай Купцов. На багажнике - корзина, а в ней - шрифт, поверх его мороженые яблоки, мол, для обмена на картошку...
Но шрифта нужно много, а каждый день не станешь ездить, заподозрят. И Купцов передает шрифт в Сырскую Буду Николаю Романову, который по заданию подпольщиков работал в полиции. К Романову переправил также ручной печатный станок, валики и краску.
Прятать дома шрифты опасно, и Савельева решает перенести их в Белев, хотя и нелегок путь до этой деревни. По дороге не пойдешь, надо идти заснеженным кустарником, затем по льду Кормянки, мимо деревень Барсуки и Малые Барсучки.
Однако добралась благополучно. Спрятала шрифт в старом овине, недалеко от деревни. Затем зашла к моей сестре Анастасии и попросила, чтобы та передала мне, где находится "груз". Три раза прошла подпольщица этот опасный путь.
Настал назначенный день, и Николай Купцов пришел в Велев. Там он ждал партизан. Анастасия и ее муж Лука с моим братом Петей с утра до вечера наблюдали за дорогой, нет ли подвоха. Кажется, все спокойно. В ранних сумерках я пробрался в домик.
- Миша, ты - партизан? - удивляется Николай, крепко обнимая меня.
Засиживаться нельзя. Мы уходим в урочище Седнево. Здесь, в старом овине, Купцов показывает свое богатство. Мы вместе заворачиваем в холстину валики, ссыпаем в мешки шрифты. Почему-то Николаю показалось, что я не доволен.
- Это еще не все, - будто оправдывается он. - Ну, сам посуди: сколько может перенести Катюша. Это не то, что мы, мужчины...
- Да здесь добрых пуда полтора!
- Остальное у Николая Романова, в Сырской Буде, - заверяет меня Купцов.
Есть у него и трехлинейка, и полтысячи патронов. Чем не будущий партизан?
Как теперь все имущество доставить к Сожу, где ждет сопровождающая меня группа партизан? Пришлось зайти в поселок к Семену Власенко, потребовать, чтобы на лошади поехал с нами.
Поздним вечером в Сырской Буде Николай Романов передал еще пуда три шрифта, печатный станок. Семен Власенко доставил в лес возле деревни Литвиновичи этот драгоценный груз. Отсюда его на своих плечах партизаны понесли в бригаду.
Чуть раньше в Серебрянке я проводил в партизаны Михаила Мельникова и Александра Руденко, которые ехали покупать бумагу для типографии. Они передали в штаб бригады 43 тысячи рублей советских денег и немецкие марки. Редактор и секретарь газеты позже попались в руки партизан и получили по заслугам.
Вот так было выполнено задание подпольного райкома партии и командования бригады. Фашистская газетенка в Корме прекратила свое существование. А у партизан и коммунистов, да и у всего населения появился свой печатный орган - "Красный партизан",
3
Коварных и сильных врагов, какими оказались фашисты, нельзя было побеждать одной лишь мощью. К ней нужны были ум, хитрость, знания, умноженные на смелость.
Не случайно Игнат Максимович Дикан 26 января 1943 года писал секретарю Гомельского подпольного обкома партии: "Прямо радостно, как мы немцев обманываем в бою!" Да, бои с фашистами велись везде, где ступала их нога.
25 марта рано утром кто-то постучался в наш дом. Я вышел во двор. Незнакомый человек сказал, что он Петр Горбацевич, и назвал пароль. Пароль был настоящий: срок его заканчивался через три дня. Горбацевич торопливо объяснил, что работал по заданию партизан в районной земельной управе и попал на подозрение жандармерии, просил срочно доставить в отряд. Я слышал о нем, через связных получал от него сведения, но этого человека никогда не видел. Поэтому не торопился с ответом. Пригласил его во двор, чтобы не стоять на виду у всей деревни.
- Ну и что? - снова спросил я неопределенно.
- Заведи меня к партизанам.
- К каким?
- Как - к каким? К обыкновенным...
- Не знаю ни обыкновенных, ни необыкновенных, - отрезал я сердито. - А ты, парень, уходи туда, откуда пришел. Иначе в гарнизон отведу, - и направился к двери.
- Постой, не горячись. - Он шел за мной и шепотом продолжал: Начальник штаба Антонов Филипп Карпович сказал, чтобы в случае провала к ним подавался.
- Если тебе так сказал некто Антонов, то и подавайся к нему.
- Но он сказал, что место укажешь ты, - настаивал Горбацевич.
- Откуда мне знать какие-то места? Вот поживи в Серебрянке, может, нагрянут партизаны, ты и встретишь своего Антонова.
- Нельзя мне и часа оставаться здесь, - горячо объяснял он. - Уже, может, хватились документов, которые я стащил и должен доставить в штаб.
- Интересно... Покажи, что у тебя там за документы.
Из-за пазухи он достал большой сверток бумаг, отпечатанных на машинке. Я быстро пробежал глазами первые листки. В них говорилось о готовящейся операции карателей в зоне деревень Рисково, Каменка Рисковская, Перекоп. Операция имела шифр "Хозяйственная экзекуция". И только теперь убедился, что этого Горбацевича должен выручить. У меня есть и четкие указания, как поступать в таких случаях.
- Оружие?
- Нет у меня оружия. Можешь обыскать, пожалуйста.
Мы вышли на улицу. Как проводить его в партизанский отряд? Легче, если бы это случилось вечером. Средь бела дня большой риск, но ничего не поделаешь - надо.
Когда вышли за околицу и направились по дороге в Малашковичи (а вокруг поле, ни деревца, ни кустика), Горбацевич вдруг насторожился:
- Почему мы идем сюда?
- А куда идти? - ответил я вопросом на вопрос.
Он с минуту молчал, а потом всю дорогу рассказывал о своей работе в земельной управе, о встрече с партизанскими командирами, называл многих по имени-отчеству. И я еще больше убедился, что это - свой человек.
Мы договорились, что если встретим немцев или полицейских, скажем, что идем к Илье Дворецкому покупать сало.
Вот и Малашковичи. Здесь живет учитель, теперь партизанский связной. Илья приветливо улыбается нам, как всегда разговорчив. Но вдруг на улице раздались выстрелы, и во двор вскочили двое полицейских. Они вытолкнули нас на улицу. Там поджидал старший полицейский Савельичев.
