Как видим, Александр Алехин вновь при анализе своей игры соизмеряет ее с уровнем и особенностями игры Капабланки. Такая целенаправленная работа будет и впредь им постоянно вестись в то время.
Самыми блестящими в своей шахматной карьере Алехин считал победы над Боголюбовым в Гастингсе в 1922 году и над Рети в Баден-Бадене. Обе эти партии он был вынужден играть черными фигурами на выигрыш и продемонстрировал в них лучшие черты своего дарования. И по странной иронии судьбы обе эти алехинские победы не получили «отличий за красоту», так как ни в Гастингсе, ни в Баден-Бадене таких призов не было учреждено.
Триумф Александра Алехина на турнире в Баден-Бадене произвел огромное впечатление на шахматный мир, подтвердил обоснованность его стремления вступить в борьбу за мировое первенство. К такому мнению тогда пришли многие авторитеты. Так, например, чемпион Германии Зигберт Тарраш писал: «Из двадцати партий Баден-баденского турнира Алехин не проиграл ни одной и одержат двенадцать побед. Этим он выказал изумительную выдержку, которая заслуживает тем большего признания, что ни в одной партии у него не было даже худшего положения. Его победа в этом большом и чрезвычайно сильном турнире должна быть отнесена к числу наиболее блестящих, которые когда-либо были одержаны, и она доказывает, что у Алехина есть все основания для борьбы за мировое первенство…»
Продолжая свою статью, Тарраш утверждал: «Сравнение партий чемпиона мира Капабланки, игранных в Нью-Йорке, с баден-баденскими партиями Алехина с точки зрения стратегической точности, безошибочности игры и основательного ведения атаки, несомненно, в пользу Алехина. Во всяком случае, для чемпиона мира Капабланки вырос страшный соперник, усиливающийся из года в год, и едва ли долго Капабланке удастся баррикадироваться от матча с Алехиным золотым валом из 10000 долларов…»
Как всегда эмоционально и остроумно подвел тогда итоги Баден-баденского турнира Савелий Тартаковер: «Мы присутствовали при чудесной мистерии: заветы и надежды великого Чигорина начинают, наконец, сбываться. И если Морфи был поэтом шахмат, Стейниц — бойцом, Ласкер — философом, Капабланка — чудо-механиком, то Алехин, согласно русскому, вечно мятежному и самобичующему духу, все больше сказывается как искатель шахматной правды… Шахматному миру (да и вообще всему культурно-спортивному), напряженно следившему за этим чудным полетом на полюс шахматной славы, мы думаем следующей формулировкой облегчить напрашивающееся сравнение успехов Алехина с обоими чемпионами мира: у Капабланки — титул, у Ласкера — результаты, но только у Алехина — стиль настоящего чемпиона мира…»
Отдавая должное перу пылкого австрийского журналиста, напомним, что Эмануил Ласкер тогда счел нужным написать об Алехине в предостерегающем тоне: «Несмотря на свою молодость, крепкое телосложение, богатство фантазии, прилежание, привязанность к шахматам, он все же не отвечает неслыханным требованиям своего стиля, так как для этого требуются сверхчеловеческие силы».
Сам Алехин, испытывая радость победы, был далек от эйфории и, как мы уже знаем из его собственных слов, гораздо сдержаннее, самокритично оценивал качество своей игры. Он понимал, что ему предстоит еще большая работа по совершенствованию. К тому же, не было никакой ясности в вопросе финансового обеспечения будущего матча с Капабланкой.
После Баден-баденского турнира в выступлениях Алехина на шахматных состязаниях наступила полугодовая пауза. На вопрос, чем она была вызвана, ответ находим в письме Алехина от августа 1925 года, адресованном в Ленинград Григорию Яковлевичу Левенфишу.
«…В настоящий период (вплоть до конца года) я буквально перегружен всякого рода работой и делами — готовлю к декабрю докторские экзамены, и, кроме того, усиленно приходится писать по шахматным вопросам, дабы держать в равновесии месячный бюджет. Материально жизнь моя обставлена неплохо, но пока и не так хорошо, как хотелось бы, так как одними шахматами сколько-нибудь обеспечивающий капитал даже при успехе скопить нелегко. Приходится вооружиться терпением и понемногу расширять поле деятельности.
Разумеется, главным подспорьем для меня является то обстоятельство, что моя жизнь уложилась в прочные рамки, ведь только при известном минимуме спокойствия и душевного равновесия возможна продуктивная работа…»
Говоря о том, что его, по существу, одинокая жизнь в Париже уложилась в прочные рамки, Алехин имел в виду, что он приобрел нового надежного друга.
Новой спутницей гроссмейстера стала Надежда Семеновна Васильева (урожденная Фабритская), вдова генерала, имевшая от первого брака дочь. Их встреча произошла в Париже, на балу. По отзывам людей, имевших представление о личной жизни Алехина, Надежда Семеновна сумела создать ему условия, необходимые для спокойной жизни и работы. Они жили в удобной просторной квартире на улице Круа-Нибер. Надин, как ее звали окружающие, нередко сопровождала мужа во время поездок на шахматные состязания, старалась морально поддержать его, проявляя заботу.
Однако де-юре Алехин все еще находился в браке с Анной-Лизой, прерванном официально лишь в следующем, 1926 году. А с Надеждой Семеновной они пребывали в гражданском браке, не подлежащем регистрации.
В репортаже с баден-баденского турнира С. Тартаковер, говоря об Алехине, в частности, упомянул о беседе с Надеждой Семеновной. «Если бы вы только знали, — говорит мне его милая супруга Надежда Семеновна, — как серьезно относится он к внутренней жизни Шахмат, блюсти законы которой призвали его мудрые шахматы Жизни!..»
А завершил 1925 год Александр Алехин успешной защитой диссертации на ученую степень доктора права. Тема диссертации была довольно неожиданна — «Система тюремного заключения в Китае». Разумеется, его знания базировались на капитальном изучении юридических основ разных стран во время учебы в Императорском Санкт-Петербургском училище правоведения. И все же избранная им тема диссертации весьма специфична. Алехину пришлось немало потрудиться для расширения своих познаний законодательства Китая и практического его применения, сформулировать собственные взгляды.
Новый год Александр Алехин встречал вне дома — в Англии, на традиционном турнире в Гастингсе, начавшемся 27 декабря. Тут он разделил первый-второй призы с Миланом Видмаром. Каждый из них набрал по 8½ очков из 9.
Затем Алехин занял первые места еще в двух небольших турнирах: в Скарборо — 7½ из 8 и в Бирмингеме — 5 из 5 очков. Все эти состязания не имели крупного спортивного значения, но давали Алехину возможность для дальнейшего совершенствования своего стиля. Он стремился вскрыть и устранить недостатки, свойственные его игре по сравнению с игрой Капабланки.
