А Алехин, выражая признательность правительству и Шахматному Союзу Аргентины, старался показать свое искусство с самой лучшей стороны. Он выиграл все организованные там турнирные и консультационные партии, чего не достигли ни Ласкер, ни Капабланка, побывавшие до него в Буэнос-Айресе. Из Аргентины Алехин совершил поездку в Уругвай и Бразилию, где дал 20 сеансов одновременной игры, выступал с лекциями, главным образом об эволюции шахматной игры. Его всюду хорошо принимали и выказывали большой интерес к предстоящему матчу.
«Результаты моей поездки в Южную Америку меня глубоко удовлетворили, — писал Алехин в книге «На пути к высшим шахматным достижениям». — В смысле мастерства я чувствовал себя вполне созревшим, а в спортивном отношении огромным достижением было то, что финансовая сторона матча с Капабланкой была, наконец, обеспечена…»
В декабре 1926 года Алехин вернулся в Европу и уже через неделю в разных городах Голландии вступил в матч из десяти партий с Максом Эйве. Матч закончился с результатом 5½:4½ в пользу Алехина. Нормальное течение этого состязания прерывалось неожиданными известиями, выбивавшими Алехина из колеи. Он получил телеграмму, содержание которой вновь ставило под вопрос его матч с Капабланкой, невзирая на выполнение им всех условий Лондонского соглашения. Организационный комитет Нью-йоркского турнира, намеченного на февраль-март, принял решение, что первым кандидатом на мировое первенство должен стать тот, кто займет по меньшей мере второе место в том состязании. Алехину пришлось прервать матч с Эйве и срочно поехать в Париж с тем, чтобы уладить этот вопрос. Последовал обмен длинным рядом каблограмм между Алехиным, Оргкомитетом и Капабланкой, которые вынуждены были после всяких проволочек устранить пункт, ущемляющий права Алехина.
«Это большая победа А. А. Алехина, — отмечалось в прессе, — и в известном смысле она требовала не меньше энергии, чем будет требовать победа над самим Капабланкой в матче…»
Матч-турнир в Нью-Йорке проходил с 19 февраля по 25 марта в четыре круга при участии Капабланки, Алехина, Видмара, Маршалла, Нимцовича и Шпильмана. Предполагалось еще участие Ласкера и Боголюбова, но они не прибыли на состязание. Турнир проходил в напряженной борьбе, но уже с третьего тура чемпион мира захватил лидерство и сохранил его до конца. Одержав 8 побед и не потерпев ни одного поражения, он выиграл микроматчи у всех соперников и набрал 14 очков из 20. Алехин получил второй приз с 11½ очками, третьим был Нимцович — 10½ очков. Далее следовали Видмар, Шпильман, Маршалл.
Подводя итоги турнира в статье Нью-йоркской газеты 27 марта 1927 года, Хосе Рауль Капабланка проанализировал игру всех участников состязания. Вот что чемпион мира писал тогда об Алехине:
«Алехин в начале турнира был несколько деморализован проигрышем партии мне и на следующий день потерпел второе поражение от Нимцовича. Это был очень серьезный удар, который скомпрометировал его шансы на второй приз. Однако постепенно, по мере развертывания турнира, он приобретал свое равновесие и медленно настигал Нимцовича, пока в конце концов не обогнал его, окончив турнир вторым, на очко впереди третьего призера.
Он проявил в своей игре некоторые маленькие слабости, но в общем его игра отличается исключительной цельностью. Его партия с Маршаллом из 18-го тура является одной из лучших в турнире.
Он доказал, без сомнения, что является сильнейшим из всех моих соперников».
По окончании международного турнира в Нью-Йорке Александр Алехин взыскательно проанализировал все партии состязания, уделив особое внимание игре Капабланки. Он уже тогда начал подготовку сборника партий этого турнира. Книга выйдет в свет после матча с Капабланкой — в ней Алехин предстанет перед читателями как выдающийся шахматист, обладающий даром глубокого комментатора и талантливого литератора.
Сам Алехин не был удовлетворен своим выступлением в Нью-йоркском турнире 1927 года. Он находился в плохой форме, ему был непривычен новый тогда контроль времени на обдумывание ходов — 2 часа 30 минут на 40 ходов. Это побудило его больше полагаться на свою технику игры и только в конце турнира вернуться к комбинационному стилю.
А после турнира, когда все препятствия исчезли и вопрос о матче с Капабланкой был окончательно решен, Алехина одолели сомнения. «Плодотворна ли была моя многолетняя работа над усовершенствованием своего стиля? — спрашивал он себя. — Принял ли он окончательную форму, хорошо ли я усвоил все вынесенное мною из опыта, правильны ли были все мои выводы? Мне необходимо было проверить, прочно ли я закрепил все усвоенное раньше шаг за шагом, и поэтому я, — продолжал Алехин, — охотно принял приглашение на Кечкеметский турнир, хотя до отъезда в Буэнос-Айрес оставалось всего лишь шесть недель. И я вскоре убедился, что играю вполне уверенно и с такой же ясностью и легкостью, как это было в Баден-Бадене. При этом со второй половины турнира художественный интерес отошел для меня на задний план, и единственной, чисто спортивной задачей было — удержать достигнутый перевес до конца».
Турнир в Кечкемете проводился в два этапа: вначале игра шла в двух предварительных состязаниях при 10 участниках в каждом, а затем по 4 победителя образовали финал. Алехин завоевал первый приз, набрав 12 очков из 16 без единого поражения. Второй и третий призы с 11½ очками разделили А. Нимцович и Л. Штейнер.
Когда турнир в Кечкемете 14 июля 1927 года закончился, до начала давно ожидаемого матча на первенство мира между Хосе Раулем Капабланкой и Александром Алехиным в Буэнос-Айресе оставался всего лишь месяц.
В прогнозах недостатка не было. Впервые для того времени в единоборство за обладание почетным званием вступали соперники в расцвете своего жизненного и шахматного пути. Капабланке было в ту нору 38 лет, Алехину 34 года. У каждого из выдающихся гроссмейстеров в активе имелось множество блистательных побед в международных турнирах и призов за лучшие партии. И тот и другой обладали тонким пониманием позиции и поразительной быстротой шахматного мышления.
Но к предстоящему матчу Капабланка и Алехин подошли, находясь на принципиально разных творческих платформах, и это придавало особый интерес их поединку.
Капабланка в своем шахматном творчестве тяготел к внешне простым позициям, требующим глубокой интуиции и виртуозной техники. В 1921 году, когда он убедительно выиграл матч на первенство мира у Эмаиуила Ласкера, его шахматная сила, как отмечал Алехин, «достигла вершины: кристально чистое ведение дебюта и миттельшпиля соединялось с непревзойденной эндшпильной техникой». Но из этого, разумеется, не следовало, что общий прогресс шахматного искусства невозможен.
