и дурак, но я был благодарен ему и до сих пор благодарен за то, что он так ярко продемонстрировал, насколько война абсурдна» [419].* * *
Смерть его младшего брата Джорджа, герцога Кентского, которого он не видел с 1937 года, в авиакатастрофе 25 августа еще больше усилила разлуку герцога со своей семьей. На поминальной службе в соборе Нассау он разрыдался, и за этим последовал период депрессии. «Мои мысли обращены к вам, которые так далеки от всех нас, зная, насколько вы были преданы ему и как добры вы были к нему в трудный момент его слишком короткой жизни. Доброту, которую я, например, никогда не забуду. Он всегда помнил об этом, потому что он очень любил вас, – написала ему королева Мария 31 августа. – Я надеюсь, что теперь ты будешь часто писать мне, как раньше. Пожалуйста, передайте доброе послание вашей жене, она поможет вам перенести ваше горе» [420].
Смерть привела к некоторому ослаблению напряженности в семье. «В некотором смысле он был мне больше как сын, и его обаяние и веселость приносили огромное счастье Йорк-хаусу в те годы, когда он жил со мной, – ответил герцог. – Вспоминая, как сильно мы с тобой ненавидели последнюю войну, я вполне могу представить, что наши чувства по поводу этой войны должны быть одинаковыми. Глубоко укоренившаяся убежденность в том, что ее можно было избежать». В заключение он сказал, что страстно желает увидеть ее снова, «всегда надеясь, что, может быть, однажды все изменится и что я буду испытывать огромную гордость и удовольствие от того, что приведу Уоллис к вам…» [421]
Это была не просто изоляция от семьи, но и от внешнего мира. «Хотя наша жизнь насыщенна, она кажется тесной и изолированной так далеко от центра интересов. Мы, безусловно, чувствуем себя очень оторванными от людей, которые руководят важными событиями и разрабатывают политику, которая так сильно повлияет на будущее человечества, – ответил герцог Сибил Колфакс после того, как она написала ему о смерти его брата. – Кто знает, может быть, когда-нибудь мы получим более интересную работу и лучшую возможность проявить себя!» [422]
Это чувство разделяла Уоллис, которая написала своей старой подруге Эдит Линдсей: «Как я тоскую по виду и звукам человеческих существ – мой менталитет становится очень тяжелым после более чем двух лет здесь и всего двух месяцев отпуска» [423].
К концу лета строительство новой авиабазы в Виндзор-Филд было завершено, и 4000 военнослужащих Королевских ВВС были размещены на береговых сторожевых постах вместе с военно-воздушными силами армии США. Солдаты охотились за подводными лодками, поддерживая конвои и обеспечивая жизненно важное звено в цепочке поставок через Атлантику. Уоллис, понимая, что колония нуждается в большем количестве помещений и организаций для новых войск, основала столовую для чернокожих военнослужащих Багамских сил обороны. Она обеспечила солдат всем необходимым – от игральных карт и мячей для пинг-понга до персонала, а также пригласила девушек для танцев.
Уоллис убедила Фредерика Сигриста одолжить Багамский клуб в качестве еще одной столовой для летчиков. Там герцогиня проводила вторую половину дня, готовя бекон с яйцами, чтобы накормить тысячи офицеров британских ВВС, которые были размещены в рамках программы подготовки береговых командиров. «Мой настоящий талант заключался в том, чтобы готовить на скорую руку, – писала она позже. – Я никогда не отслеживала количество заказов яичницы с беконом, которые я подавала, но, исходя из 40 заказов в день и 365 заказов в год в течение почти трех лет, я получила приблизительную сумму около сорока тысяч. И это очень много яиц» [424].
«Никто понятия не имеет, как усердно она работала, – вспоминает одна подруга с Багамских островов. – С герцогиней это был не просто сбор денег, она много чего делала. Но она вышла за рамки того, что делали жены других губернаторов. Уоллис села, закатала рукава и принялась за работу. Я никогда не забуду, как однажды вечером она вернулась в Дом правительства. Ее не было 12 часов, она работала сначала в одной больнице, потом в школе, поликлинике, столовой. Ее энергия была ощутимой, заразительной. Уоллис вошла и сразу же начала планировать, что делать на следующий день» [425].
«Я никогда в жизни не работала так усердно, – писала герцогиня позже. – Я никогда не чувствовала себя более нужной. Я должна быть чем-то занята. Я не смогла бы остаться здесь, если бы не работала так усердно» [426]. Но тяжелая работа сказалась на ее здоровье. «Мне было очень плохо с моей старой язвой – я просто таскалась повсюду, делая слишком много вещей, – написала она подруге. – Кажется, я не могу выкроить три недели, чтобы снова привести себя в порядок… С каждым днем становится все труднее доставлять припасы и так далее. Но на самом деле мне не на что жаловаться, кроме своего желудка и того факта, что мы так надолго здесь задержались» [427].
Ее участие в агентствах по защите детей удовлетворило ее материнский порыв, который до сих пор не имел другого выхода. Каждое Рождество она помогала организовывать детскую вечеринку на авиабазе, за которую платила лично, где дети смотрели фильмы с Микки-Маусом, получали кока-колу, сладости, мороженое и немного карманных денег. Военная работа дала ей новое чувство цели, раньше она сосредотачивалась только на герцоге, его потребностях, их домах и развлечениях.
Возможно, впервые за много лет она думала о других, а не о себе. «Я действительно восхищаюсь тем, как Уоллис с головой ушла в работу, – писала Роза Вуд Эдит Линдсей. – Она замечательная и действительно много работает. Я очень надеюсь, что люди во всем мире осознают все то хорошее, что она делает. Она обладает таким очарованием, и с ней всегда весело. Я действительно не знаю, что бы я без нее делала» [428].
Но возросшая ответственность, которая могла бы объединить их, угрожала разлучить Виндзоров. В то время как она старалась познакомиться с людьми – детьми, матерями, военнослужащими – и максимально использовать свое положение, герцог смирился со своим изгнанием и политическим бессилием. Ему наскучили тривиальные политические вопросы – пошлина на импортный церковный колокол, пожертвования публичной библиотеки или переполненность
