Столыпин был, несомненно, смелый, мужественный человек: он сам извлек своего сына из обломков и, невзирая на испытанное им потрясение, сохранил полное спокойствие. Силой взрыва он сам, находившийся за две комнаты от его центра, равно как бывшие у него в это время в кабинете симбирский губернский предводитель дворянства Поливанов и председатель губернской управы Беляков были отброшены на пол, причем свалившаяся со стола чернильница своим содержанием облила затылок и шею Столыпина. Тотчас следом за мною приехал Коковцов. Как сейчас вижу следовавшую за этим небольшую сценку. В крошечной уборной, выходившей в сад, стоит Столыпин и, скинув верхнее платье, старается отмыть облившие его чернила. По одну его сторону стоит Коковцов, по другую – я. Мокрый, со струящейся с него водой, Столыпин, несколько возбужденный, с жаром говорит: “Это не должно изменить нашей политики; мы должны продолжать осуществлять реформы; в них спасение России”. И это не была поза. Столыпин в эту пору, в первом пылу государственного творчества, был действительно всецело предан мысли о реформах России и думал лишь о них».
(В. И. Гурко)
Эту акцию совершила «Организация эсеров-максималистов», которых чаще называют просто максималистами. Данные ребята в начале 1906 года откололись от эсеров, сочтя их недостаточно революционными. Максималисты были полными отморозками. Они вообще отрицали любую легальную борьбу, считая достоянным внимания только терроризм. Вот они и начали развлекаться с дачи Столыпина…
Так уж случилось, что через неделю после взрыва дачи Столыпина, 19 августа 1906 года в качестве «меры исключительной охраны государственного порядка» был принят «Закон о военно-полевых судах». Именно от этого закона пошло выражение «столыпинский галстук».
…Об «усмирениях» и сегодня много спорят. И ведь дело тут не в уровне жестокости. В конце-то концов, порядок каким-то образом надо было наводить. Дело в методах, которыми они проводились. Потому что каратели действовали по принципу «разберись, кто виноват, и накажи, кого попало». Вели себя как оккупанты. Или колонизаторы. По сути – «давили взбунтовавшееся быдло». Эти методы с абсолютной точностью, только в куда больших масштабах впоследствии применяли белогвардейцы, особенно колчаковцы.
Да и большевики многое позаимствовали. Крестьяне и рабочие, воевавшие на стороне красных, в детстве или в юности были свидетелями действий карательных отрядов столыпинских военно-полевых судов во времена революции 1905–1907 годов. Жители деревень и рабочих предместий платили по старым счетам. С процентами.
Но самое-то главное – Столыпин в этом не слишком виноват…
Подавление крестьянских восстаний началось с лета 1905 года.
По всей Руси великой «на подавление» двинулись карательные отряды. Действовали они предельно жестко. Сегодня принято говорить, что боролись против террористов. Это не так. Карательные отряды против подполья бесполезны. Боролись с народом.
Вот что объявлял Ф. В. Дубасов:
«Если сельские общества или хотя немногие из их членов позволят себе произвести беспорядки, то все жилища такого общества и все его имущество будут по приказу моему уничтожены».
«Беспощадная расправа с крестьянским “самоуправством” стала первым и главным принципом государственной политики в революционной деревне. Вот типичный приказ министра внутренних дел П. Дурново киевскому генерал-губернатору, “…немедленно истреблять, силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления – сжигать их жилища… Аресты теперь не достигают цели: судить сотни и тысячи людей невозможно”. Этим указаниям вполне соответствовало распоряжение тамбовского вице-губернатора полицейскому командованию: “меньше арестовывайте, больше стреляйте…” Генерал-губернаторы в Екатеринославской и Курской губерниях действовали еще решительнее, прибегая к артиллерийским обстрелам взбунтовавшегося населения. (Ну до этого пока новороссияне не дошли, хватает ОМОНа. Напомню – на дворе 1905 год, “русские и православные” министры и генералы истребляют собственный голодный народ с помощью артиллерийского огня и карательных экспедиций. Без помощи всяких китайцев и латышей… обходятся так сказать “православным воинством”.) Причём самое паскудное в этой ситуации – что народ голодал из-за жадности землевладельцев и имперского правительства».
(И. Поморцев)
«В деревню прибыл карательный отряд. Его командир, уланский ротмистр, приказал выдать зачинщиков. Когда его приказание не было выполнено, солдаты схватили нескольких крестьян и повесили. Хотя двоих из них, братьев Семеновых, вообще не было в деревне во время разгрома усадьбы. После всех мужчин подвергли порке».
(П. Колосов)
С рабочими разбирались так же.
Вот к примеру, как происходило «умиротворение» в окрестностях Москвы.
Командир Лейб-гвардии Семеновского полка полковник Мин выделил шесть рот под командой 18 офицеров и под начальством полковника Римана. Этот отряд был направлен в рабочие поселки, заводы и фабрики по линии Московско – Казанской железной дороги. Отправляя эту часть полка в кровавый поход, полковник Мин отдал приказ, в котором предписывалось буквально следующее: «…арестованных не иметь и действовать беспощадно. Каждый дом, из которого будет произведен выстрел, уничтожать огнем или артиллериею».
(Из протокола дополнительного допроса обвиняемого Шрамченко Владимира Владимировича, произведенного в ПП ОГПУ в ЛВО г. Ленинград, 27 ноября 1930 года)
Жесткость Мина понять можно. Дело происходило сразу после Ноябрьского вооруженного восстания. Другое дело, что офицеры карательных отрядов, мягко говоря, несколько увлекались карательными мерами, особо не разбираясь, кто прав, кто виноват. И так происходило по всей стране.
«По приезде на станцию Перово несколько солдат, под личной командой Римана, штыками закололи пом. нач. станции. Как фамилия жертвы – мне не известно…
Со слов офицеров полка слышал, что на ст. Голутвино был расстрелян машинист Ухтомский и еще 30 человек. В расстреле Ухтомского, если не ошибаюсь, участвовали солдаты и офицеры 9 роты, под командой капитана Швецова. Как зовут Швецова – не помню. Из разговоров офицеров мне было известно, что особыми зверствами отличался Аглаимов – адъютант одного из батальонов. Аглаимова зовут Сергей Петрович. Зверство его выражалось в том, что собственноручно из нагана расстреливал взятых в плен, за что получил высший орден Владимира 4–й степени. Наряду с Аглаимовым такими же зверствами отличались братья Тимроты. Из разговоров с Поливановым или Сиверсом в ДПЗ узнал, что они находятся за границей.
