«Римма, шибко боязно». Правильно сказал. Инженер Валерий Лисицын однажды заметил: «Когда рабочего кто-то уговаривает, а рабочий упирается, еще неизвестно, кто из них сознательней».
В итоге Черняев, как мы знаем, бланк подписал. Его повышенное обязательство было реальным, то есть привязанным к плану и физически исполнимым. Оно соответствовало интересам Черняева, и цеху его ударный труд был нужен позарез. Все сошлось. Но было положено только начало. Стоял 1971 год. Ударничество переживало «медовый месяц»…
ЗАГАДКИ. Спустя три года я так и не смог выяснить, сколько на заводе ударников. Одни говорили — полторы тысячи, другие — не менее двух с половиной, в докладах и выступлениях называлась третья цифра с непременным добавлением «около» или «более», а первичных документов не было. Правда, в комитете комсомола нашли списки людей, получивших значки, но предупредили, что, во-первых, значков всем не хватило и, во-вторых, списки старьте, «много воды утекло». Стало быть, картина ударничества оставалась неясной. При всей формальности этого обстоятельства оно вызывало недоумение. Я лично удостоверился в том, что Александр Черняев, как член ударного отряда пятилетки, существует и дело делает. Представлять себе ударников собранными в одну колонну и шагающими с духовым оркестром впереди, наверно, приятно, но лишено смысла: задача — не маршировать, а работать. Но кто-то на заводе должен был «видеть» целиком весь отряд? Кому-то следовало знать, сколько рабочих в данный момент выполняют повышенные обязательства? В мае 1971 года их было семьдесят пять человек, в декабре 1971-го — триста двадцать шесть, и вот такая ясность была примерно до начала 1974-го, почему же спустя немного времени вдруг стало «около» или «более»?
Это была первая загадка — не скажу, чтобы неразрешимая, но симптоматичная. Вторую преподнес сам Черняев, выразив искреннее недоумение по поводу того, что именно он должен быть героем этой статьи. Скромность? Да, безусловно. Человеческие качества Черняева были высокой пробы и мешали ему считать себя «достойным», хотя другие в его достойности не сомневались. Однако, помимо скромности, я увидел еще откровенное смущение. Было похоже, что не товарищей стеснялся Черняев, прекрасно зная, что они правильно поймут и оценят его газетную славу, а самого себя. Какой-то внутренний конфликт терзал его душу…
Читатель убедится в дальнейшем, что обе загадки имеют одно происхождение.
«ЕСЛИ ЗВЕЗДЫ ЗАЖИГАЮТ…»
«НЕУДОБНЫЙ» ВОПРОС. Вернемся в 1971 год, когда экономисты «Красного Сормова» получили задание обеспечить реальность будущих обязательств. В арматурном цехе расчетами занималась Анна Васильевна Шипунова. У нее вышло: для того чтобы цех выполнил полученное производственное задание за пять лет, каждый станочник должен делать примерно 200 нормо-часов в месяц. А каковы действительные возможности рабочих? В поисках ответа на вопрос Шипунова внимательно посмотрела их выработку за предыдущий год. Черняев регулярно давал 280. Элементарный подсчет показывал, что, продолжая работать так же, он завершит пятилетку за три с половиной года. Аналогичным образом Шипунова установила возможности других рабочих. Все они были поделены в итоге на четыре группы. Первая, исходя из показателей минувшего года, повышенных обязательств брать не могла, а должна была стремиться к тому, чтобы осилить пятилетку за свои законные пять лет. Вторая группа была способна уложиться в четыре с половиной года. Третья — в четыре ровно. А четвертая — в три года и шесть месяцев.
Читатель, вероятно, оценит разумность такого подхода. Добавлю к сказанному, что методику придумала не сама Шипунова, она лишь воспользовалась рекомендациями обкома комсомола, изложенными в специально изданной брошюре. Плацдарм для ударничества, таким образом, был подготовлен. Но заводские организаторы почему-то — позже мы сделаем попытку выяснить, почему именно, — приняли расчеты экономистов за окончательные, а не ориентировочные: у Черняева пятилетка выходила за три с половиной года? Прекрасно, пусть и берет соответствующее обязательство. Черняев, как мы знаем, взял.
И в этом кроется секрет его смущения.
Фактически он закрепил своей подписью то, что делал до подписи. Он как бы констатировал тот факт, что был хорошим рабочим, и торжественно обещал остаться им в будущем. Тоже немало! — и все-таки недостаточно для душевного покоя Черняева. «Неудобный» вопрос возник у него, как сейчас он возникает у читателя: ударничество — это сохранение человека в прежнем, пусть даже превосходном, качестве или непременный его рост? Старший мастер участка Владимир Сергеевич откровенно сказал: «И до обязательства, и после Черняев на пахаря не походил. Как работал, так и работает».
Точнее не скажешь.
Портреты, красочные графики, президиумы, слеты — все это вдруг обрушилось на Черняева, а он искрение не понимал: за что? За одну только подпись? По-человечески ему было, конечно, приятно: признали его хорошую работу. Но вместе с тем и неловко: или раньше надо было признавать, или шуметь, дождавшись свежего повода.
Впрочем, объективная польза от «шума» все же была. Я спросил Черняева: «Саша, вы могли бы сделать пятилетку за три с половиной года без обязательств?» Он ответил: «Вполне возможно. Но с обязательством — наверняка, не желая быть трепачом». И привел пример. Положим, конец месяца, впереди еще два рабочих дня, а у Черняева уже «лежат в кармане» 260 нормо-часов. В другой бы раз он ими закрыл месяц и «дал бы организму заслуженный отдых». Теперь — извините: непременно доведет до 280. «С обязательством, — сказал он, — я результат гарантирую, без обязательства — нет». Подпись, таким образом, дисциплинировала Черняева, делала его ответственнее. И не только его: под документом как бы незримо расписывались руководители цеха, отныне обязанные обеспечивать Черняева работой. Кроме того, он не стоял на месте. Росла средняя по цеху, и тут же прибавлял Черняев. Он постоянно шел впереди, «соблюдая дистанцию», и это было нелегко — уместна аналогия со спортсменом, которому тем труднее прибавлять к рекордному результату, чем он выше.
Однако, как бы мы ни подслащивали общий вывод, он все же горчит. «Обязательство меня не насиловало», — сказал Черняев с сожалением, поскольку совесть его испытывала неуютность. Нет, он не был липовым ударником, он действительно работал лучше многих других. Но если бы Черняев, имея реальную возможность выполнить пятилетку за три с половиной года, привел бы в действие неиспользованные резервы и взял обязательство сделать ее за три, он с полным основанием мог бы считать себя «достойным».
Потому что истинным передовиком является тот, кто идет не только впереди других, но и впереди самого себя.
ПЕРВАЯ ТРЕЩИНА. Теперь посмотрим на ударничество глазами его организаторов. Как получилось, что, движимые самыми добрыми намерениями — избавиться от липы, показухи и болтовни, — они вдруг скатились в другую крайность и объявили достигнутое достижением?
Вновь обратимся к методике, рекомендованной обкомом комсомола. В брошюре я нашел пример с неким молодым токарем Н. Павловым, который, «как показали подсчеты, работал
