привычная работа по прежним законам, на уровне уже достигнутого и освоенного. По итогам фактической работы Черняева и его товарищей иногда вытаскивали на поверхность, показывали окружающим на слетах и собраниях и давали «покачаться на волнах».
А кому теперь предъявлять претензии? Странное дело! — некому. Меня окружали симпатичные, прекрасно все понимающие и вполне серьезные люди. Я надеялся, что со временем, когда осядет моя к ним симпатия, я смогу разозлиться. Но симпатия не осела, а злиться было не на что. Новый секретарь заводского комитета комсомола, пришедший на смену Лисицыну, чувствовал недостатки в руководстве ударничеством, но не имел еще сил и опыта, чтобы их преодолеть. Пока он со своими молодыми товарищами по комитету выкарабкивался из текучки, упущенным оказалось так много, что и делать уже ничего не хотелось.
И мне вдруг подумалось: нет, не к сути движения они охладели, а к форме, точнее, к ее показной стороне, и если это так, не правы ли они? Может, безнравственнее с их стороны было бы, если бы они продолжали рьяно заполнять графики, победно рапортовать о будничных делах и ревниво следить за ходом выполнения повышенных обязательств, которые сами не считали «повышенными»?
РЯДОВОЙ ФЕНОМЕН
ЕСЛИ УСЛОВИЯ ПОДХОДЯЩИЕ… «Саша, — спросил я Черняева, — сколько нормо-часов в месяц вы могли бы сделать вообще?» Я с нетерпением ждал ответа, понимая, что в нем заложен секрет нынешних издержек и одновременно ключ к истинному ударничеству. Он подумал. Потом сказал: «Учитывая резервы? Да что-нибудь порядка пятисот».
Его уверенность была и прекрасной и настораживающей: выходит, он не работал даже на две трети своих возможностей! Прежде чем делать далеко идущие выводы, нам еще следует выяснить, в какой мере личные возможности Черняева имеют общественное значение: а вдруг он феномен? И потому я обратился с таким же вопросом к другим станочникам-асам.
Владимир Чкалов, «великий токарь нашего времени», скромно улыбнулся и сказал: «Пятьсот, говорите? Чего же, можно, если условия будут подходящие». Токарь Анна Карезина остановилась на 400 нормо-часах. «Не больше, — сказала она, — самое большое — это четыреста пятьдесят». Общепризнанный лидер среди станочников Владимир Николаевич Анисимов согласился, как и молодые, на 500. Решив подзадорить его, я сказал, что Черняев с Чкаловым назвали эту же цифру. «Так они легкомысленные, — заметил Анисимов. — А я однажды сделал эксперимент. Решил попробовать, сколько выйдет за смену деталей, если норма пять штук, а я буду работать с полным напряжением сил. Получилось тридцать. Пришел домой в угнетенном состоянии. Ночь не спал. Понял, что так и ноги протянуть можно. Стало быть, среднюю выработку в шесть раз перевыполнять нельзя. Только в три!» — «Но позвольте, — сообразил я, — если средняя по цеху — 200 нормо-часов, то в три раза будет 600!» — «А на сколько я согласился? — спросил Анисимов. — На полтысячи? Зато реально».
Читатель не поверит: радости моей не было предела, сам не знаю почему. Отрезвил меня старший мастер Владимир Сергеевич Годяев. «Эка вы далеко зашли! — сказал он. — А вы сначала подумайте, легко ли человеку сделать пятилетку за три с половиной года? Думаете, это игра цифр? Вместо двухсот нормо-часов — какие-то триста, и это семечки? Вот и пошли у вас вопросы: а четыреста? а пятьсот? а шестьсот? а тыщу?! Вы уж меня извините, но только собственным горбом можно узнать, во что обходится человеку один лишний нормо-час. Вот стоит у станка девушка, она сейчас поработает и вдруг, как ошпаренная, отскочит в сторону и начнет болтать с подружкой. А я промолчу, хотя план у меня горит. Потому что понимаю: ей уже поперек горла. И не окриком верну ее на рабочее место, а шуткой, она на своем пределе только шутку способна понять. Подойду к ней и скажу: «Оленька, мать моя, у тебя язык мокрым стал, дай ему обсохнуть, поработай чуток…»
УПЛОТНЕНИЕ? ДА, УПЛОТНЕНИЕ! Вот элементарный расчет, сделанный по участку, на котором работает Александр Черняев. На участке — тридцать шесть станочников. Месячный план — 7200 нормо-часов. Пятнадцать человек считаются крепкими середняками. По выражению старшего мастера Владимира Сергеевича, у них «регулярный порядок». То есть они делают каждый по 200 нормо-часов в месяц, а все вместе — 3000. Двенадцать человек по разным причинам едва дотягивают до 150. Их доля в лучшем случае 1800. Зато девять станочников-асов своим ударным трудом, делая по 250—300 нормо-часов, не только компенсируют недоработку отстающих, но и подстраховывают весь участок от всевозможных случайностей.
Но мы уже знаем, что каждый из асов способен делать если не по 500, то уж наверняка по 400 нормо-часов в месяц. Что получится, если позволить им работать так, как они могут? Их доля возрастет, и по сравнению с официальным заданием 1200 нормо-часов получаются лишними. Но так как сверхплановой продукции от цеха не требуют, стало быть, не нормо-часы будут лишними, а люди.
Одно обстоятельство может смутить несведущего читателя: как это вдруг сверхплановые часы оказались «лишними»? Позвольте задать в таком случае встречный вопрос: есть ли какая-нибудь разница между задачей — «Тем же количеством людей дать в два раза больше продукции!» — и задачей — «Тот же объем продукции дать в два раза меньшим количеством людей»? На первый взгляд — что в лоб, что по лбу. На самом же деле ситуация гораздо тоньше. Первый вариант иногда входит в противоречие с плановым ведением хозяйства, потому что рост производительности труда приводит к увеличению количества продукции по сравнению с плановым заданием, что не всегда целесообразно, так как вызывает диссонанс в промышленности. В другом варианте — полное соответствие с принципами планирования, поскольку тот же рост производительности труда, переливаясь в эффективность производства, не нарушает план и диссонансом не грозит. Следовательно, задача — «Дать план меньшим количеством рабочих рук» в нашем конкретном случае прогрессивней, а это как раз и связано с высвобождением лишних людей, то есть с уплотнением.
Уплотнение — не из тех великих открытий, которые способны потрясти умы. Это нормальный, хорошо известный и вполне естественный путь экономического развития. Правда, он не всегда применим, — например, при конвейерной системе производства, — но к «Красному Сормову», где работает наш герой, имеет самое непосредственное отношение. Ударный труд получит благоприятные перспективы и даст несравненно больший экономический и воспитательный эффект. К идее уплотнения куда легче прийти, чем от нее отказаться, хотя бы потому, что отказ связан с откровенным сдерживанием истинных возможностей рабочих, а это очень непопулярно.
Но вернемся к Черняеву. Старший мастер прекрасно знал о его больших способностях: «Он сегодня в сиянии токаря и переживает совокупность трех составных моментов: возраста, умения и желания». И между тем Владимир Сергеевич откровенно признался, что Черняева
