Итак, определяющим толчком к развороту музыкального вещания, к возрождению его коллективов, и в первую очередь — симфонического оркестра, было замечание, исходящее от секретаря Центрального комитета партии, секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), члена военного совета Ленинградского фронта (таковы были официальные титулы А. А. Жданова). Замечание, высказанное начальством, может быть, мимоходом, у нас, согласно традиции, воспринимается как руководство к действию, как приказ, подлежащий непременному выполнению. «Руководящее указание» надлежало выполнить с максимальным размахом. Как мы видели, продовольственная и медицинская помощь оркестру была оказана.
За ней последовали и творческие успехи. Сдвиги начались весной 1942 года.
ХРОНИКА ВЕСЕННИХ СОБЫТИЙ
Март. 2 марта в Куйбышеве (теперь по-старому — Самара) состоялась премьера Седьмой симфонии Шостаковича.
29 марта она впервые прозвучала в Москве. Газета «Известия» привела слова композитора: «Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу — Ленинграду я посвящаю свою Седьмую симфонию». В том же месяце в Ленинграде, в Управлении по делам искусств, решалась судьба Большого симфонического оркестра Радиокомитета — возрождать или эвакуировать. Из стационара в «Астории» пришел К. И. Элиасберг, из Дома радио — А. Прессер (инспектор коллектива). Прессер сообщил, что относительно работоспособны лишь 16 человек. Остальные либо умерли, либо не могут трудиться, находятся в госпиталях и стационарах. Однако почти все ведущие исполнители сохранились. Начальник управления Б. Загурский сказал, его ведомство располагает продуктовыми ресурсами, которые будут направлены на возрождение оркестра. Таким образом, было решено восстанавливать коллектив и начать концертный сезон. О наборе в оркестр объявили по радио. Известие о том, что принятых «подкормят», распространилось в городе. Музыканты стали приходить на испытание. 30-го в малой студии Радиокомитета состоялась первая репетиция. Топилась печка-буржуйка, было дымно, угарно. О. Берггольц и Г. Макогоненко описали свое впечатление в киносценарии. «Никто не сказал бы, что эти исхудавшие, темнолицые, фантастически одетые люди — музыканты, больше того — оркестр. Они похожи на беженцев, на погорельцев… Дирижер в ушанке с поднятыми ушами, в меховых варежках стоит перед оркестром. <…> Оркестранты устремляют на него ввалившиеся глаза. Дирижер взмахивает палочкой. Нестройные, какие-то разбредающиеся, жалкие звуки — все вразброд, слабо, хрипло, фальшиво» (Берггольц О., Макогоненко Г. Ленинградская симфония: Киносценарий // Звезда. 1945. № 3. С. 70). Некоторых музыкантов пришлось отсеять. Рухнули их надежды на паек, на возвращение к музыке. Не оправдал себя валторнист. В бухгалтерию поступила записка с просьбой рассчитать его, не задерживая: ему будет трудно приехать вторично, он «очень больной и слабый».
Подготовили бумагу военкому Ленинграда: «Укомплектовывая и восстанавливая по заданию горкома ВКП(б) симфонический оркестр города Ленинграда, Радиокомитет наталкивается на трудности отсутствия в городе некоторых категорий артистов оркестра, как, например, фаготов и валторн. Ввиду изложенного просим Вашего разрешения к совмещению в работе комплектуемого оркестра бойцов-оркестрантов комендантского оркестра тов. Еремкина — фаготиста и тов. Орехова — валторниста, без которых восстановить симфоническую музыку в Ленинграде почти невозможно» (Д. 351. Л. 35). Согласие последовало незамедлительно: оба музыканта участвовали уже в первых репетициях. К концу марта начала функционировать столовая. Все музыканты оркестра получили продуктовые карточки I категории.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Г. Ф. ЛЕЛЮХИНОЙ
Услышав объявление по радио, я взяла под мышку свою флейту и пошла. Прихожу, а там Карл Ильич Элиасберг — тоже весь такой дистрофичный. Он мне сказал: «Больше на завод не ходи. Всё. Завод твой кончился. Теперь будешь в оркестре работать». Нас сперва было мало. Кого-то привозили на санках, кто-то шел с палочкой. Я сильно хромала: из-за цинги у меня стянуло ногу под коленкой.
Если Элиасберг замечал, что я на репетициях плачу, он сердился, говорил: «Все мы переживаем, что это еще за слезы!» Он нам слабинки не давал никакой. Но ко мне относился хорошо. Я, можно сказать, в оркестре была самая молодая, а потом, все знали, что у меня девочка-племянница на руках. <…>
ИЗ ДНЕВНИКА К. М. МАТУС
31 марта. Мы с мамой скушали супец, и я поплелась на Радио (где оформилась с 20 марта) на репетицию. Репетиция была небольшая… <…> Домой пришла еле-еле — ноги совсем не идут. <…>
Апрель. 1 апреля по Ленинградскому радио была зачитана статья известного публициста Ем. Ярославского «Симфония всепобеждающего мужества» (в связи с московской премьерой симфонии Шостаковича). Спустя несколько дней прозвучал очерк Д. Заславского «Симфония героической борьбы и победы» (о новом произведении и о «пристальном внимании», которое весь мир проявляет к творчеству композитора).
ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА К. М. МАТУС
6 апреля. Мне пока повезло. С 3 апреля я питаюсь в столовой Большого драматического театра. Столовая открылась специально для поддержки работников искусства, ну и наш оркестр, конечно, этими благами пользуется. 3-го я обедала в первый раз, и пришлось без хлеба, поэтому я не получила полностью удовлетворения, зато все остальные дни я блаженствую. Обед из трех блюд, а на завтрак дают чай и что-нибудь к чаю (омлет, кашу, запеканку и пр.). <…> Немец, видимо ради праздничка, в субботу соизволил после продолжительного перерыва опять пошвырять «конфеток». Ночью тоже прыгали в постелях. Налеты были большие, и швырял много. <…> Вечером [в воскресенье, 5-го] у нас был первый концерт в Александринке. Мы были заняты только в первом отделении. <…>
5-го апреля оркестр Радиокомитета впервые выступил перед публикой. «Мы заняли лишь одно отделение: оркестранты (да и дирижер) были еще слишком слабы», — вспоминал Элиасберг[43]. Звучала русская музыка — арии героико-патриотического характера, симфонические фрагменты.
Второе отделение было отдано большой группе солистов (в основном — певцам). «Ленинградская правда» поместила анонс об открытии цикла концертов. Назвала ведущих музыкантов, дирижера. Публика откликнулась на приглашение, тем более что дорогу к Пушкинскому театру она освоила — уже месяц здесь успешно выступал Театр музыкальной комедии. Теперь — в свои часы — здесь звучала симфоническая музыка. Концерты проходили по воскресеньям. Один из ленинградцев описал концерт, состоявшийся 12 апреля: «Все билеты были проданы, и я купил билет с рук у подъезда, где стояло много желающих их приобрести. Зал не отапливается, было холодно, но все же можно было сидеть не особенно замерзая, но, конечно, в пальто. Оркестранты выступали без верхней одежды, но заметно мерзли»[44].
