Номер получился чудесный, пользовался огромным успехом. Никакого реквизита для него не нужно, кроме разве костюмов, стола и двух стульев, мы на концертах его часто исполняли.
Осип Наумович рассказывал историю, случившуюся с ним еще в 40-м году. У него слабое сердце, часты приступы грудной жабы (стенокардии), жалеть себя Абдулов не умел, но при очередном приступе испугался, потому что был дома один.
Срочно позвонил доктору, на что услышал:
– Я сам болен и скоро умру…
Решив, что доктор просто не хочет приходить, Абдулов настаивал, требовал. Врач согласился.
Некоторое время спустя в квартире раздался звонок, открыв, Осип Наумович едва успел подхватить падающего на руки старичка. Ролями поменялись, теперь уже Абдулову пришлось хлопотать вокруг едва живого доктора, приводя того в чувство.
Было бы смешно, если бы не было так грустно, бедный доктор действительно умер на следующий день…
С тех пор Осип Наумович вызывал только «Скорую», а то и вовсе никого.
Последний сердечный приступ произошел у него во время спектакля, бросить который Абдулов не смог. Он доиграл свой спектакль, как доктор свой последний вызов. На следующий день Абдулова не стало…
Мне очень его не хватает. Пробовала играть «Драму» с другими партнерами, быстро убедилась, что не то…
Мне предлагали написать об Анне Андреевне Ахматовой. Отказалась категорически. Нет, что-то писала для журнала, но книги воспоминаний не будет. Сама Анна Андреевна больше всего боялась, что ее после смерти добьют друзья, на разные лады пишущие были и небылицы.
Меня это не волнует, пусть пишут, по Москве, да и вообще по стране ходит столько баек обо мне, что одной глупостью меньше не помешает. Наоборот, если через десять лет после моей смерти (а может, и через двадцать?) будут читать выдумки обо мне, значит, я жива! Значит, все-таки будут помнить, что была такая… только не Муля!
Об Ахматовой писать не буду, хотя очень многое могла бы.
С тех пор, как мы познакомились в эвакуации в Ташкенте, каждую возможную минуту старались быть вместе, чем вызывали бешенную ревность ее поклонниц.
И когда она уехала в Ленинград, я, бывая на «Ленфильме», старалась обязательно с ней встречаться каждый день. Это дружба душевная и духовная.
Это наше, сокровенное, потому писать не буду.
Трудно говорить о Качалове. Василий Иванович для меня такой образец, что если писать, то одни восклицательные знаки получатся.
Красивый, безумно талантливый, порядочный, строгий к себе и очень добрый к людям… Столько всего хорошего можно сказать.
Обязательно напишу.
Об Ирине Вульф обязательно нужно рассказать. У нее много талантливых работ. К тому же мы столько лет были рядом, столько друг о дружке знали, но Ирочка исключительно порядочный человек, никогда и никому обо мне не рассказывала. А ведь немало пакостников с удовольствием разнесли бы пикантные сплетни обо мне.
Обязательно подробней рассказать о замечательной паре – Алиса Коонен и Александр Таиров.
О Сергее Юрском. Кто еще мог вот так понимать и терпеть меня?
Об Анатолии Эфросе подробно. Вспомнить репетиции, то, как обсуждали роли. Он талантливо репетирует, очень талантливо. Не каждому режиссеру дано.
О Марине Нееловой. Она талантливая девочка, жаль будет, если разменяет свой талант на пустышки. Надо с ней как можно больше общаться, чтобы росток, который в ней есть, не завял.
О Ростиславе Яновиче Плятте. Гениальный! Талантище! Вот кто не боится тратить душу. Побольше бы таких, глядишь, и театр выжил бы…
О Михоэлсе и его страшной гибели…
О Ниночке Сухоцкой, моей палочке-выручалочке и доброй советчице…
Боже мой, я только перечислить попыталась, и далеко не всех, с кем была знакома, и о ком стоило бы написать, а получилось так много страниц!
Что будет, если все это напишу?
Сколько же мне жить придется? Может, посадить того же Глеба да надиктовать?
Нет, увлекусь, получится не то. Вот пишу же, и даже вполне сносно. А потом пусть обработают…
Удивительно, вокруг меня столько замечательных, умных, талантливых людей, а я одинока. Как это получилось? Может, я сама виновата? Наверное, но сделанного не вернешь. Рядом только Мальчик, который без меня никуда…
В Москве на Остроженке вдруг вижу едущего в коляске Станиславского! Я еще даже не начинающая актриса, а только мечтающая начать.
Станиславский!..
Изнутри невольно рвется крик:
– Мальчик мой дорогой!
Станиславский хохочет от души, потому что он старше и назвать мальчиком театрального мэтра могла только такая экзальтированная девица как я, и со всей дури.
Не знаю, почему мальчик. Просто всех особей мужескаго пола, которые мне приходятся к душе, норовлю назвать мальчиками, – от Станиславского до приблудного щенка. Собаку тоже назвала Мальчиком. Но если бы Станиславский увидел человечьи глаза этого Мальчика, он не обиделся бы на мой тогдашний крик.
Каких только глупых вопросов не задают журналисты!
– Фаина Георгиевна, кем была ваша мать до замужества?
– У меня не была матери до ее замужества.
– В вашем паспорте значится «Григорьевна». Почему вас все зовут Георгиевной?
Идиот, откуда же я знаю? Ведь это не я зову. Но выражать свои мысли открыто нельзя, потому шучу:
– Льстят.
– ?
– Гришка – Отрепьев, а Георгий – Победоносец!
– А фамилию Раневская вы в честь чеховской героини взяли?
– Нет, я взяла Ранявская, это в документах спутали.
– Почему?
– Почему спутали? Потому что неграмотные.
– Нет, почему Ранявская?
– Потому что все роняла.
Каков вопрос – таков ответ, как говорится.
Лидию Смирнову (помните такую красотку?) идеально умел снимать ее муж Володя Раппопорт. Он гениальный оператор, он даже меня в «Фитиле» снял так, что я вышла весьма ничего себе, вовсе не фрекен Бокк.
Фильмы у Раппопорта и Смирновой были всякие, в том числе полное г…но, вроде «Нового дома». И все равно Лида в нем красавица. Зло взяло, встретила ее возле дома, не смогла сдержаться, чтобы не сказать гадость:
– Лида, вчера видела фильм с актрисой-красоткой. Ваша однофамилица Смирнова. Не знаете, кто это?
Бедная Лида даже побледнела, впору валерьянкой отпаивать. Неужели ее можно не узнать в кадре?! Пришлось успокоить:
– Ну-ка, повернитесь. А теперь спиной. Лидочка, сознайтесь, это были вы?!
Та мямлит:
– Я, конечно, Фаина… Неужели я так плохо выгляжу?
– Нет, наоборот! Если на экране красотка, то в жизни Венера Милосская, только с руками.
Виктор Розов очень гордился тем, что его пьесы имеют такой успех у зрителей.
