– Я, конечно, Фаина… Неужели я так плохо выгляжу?
– Нет, наоборот! Если на экране красотка, то в жизни Венера Милосская, только с руками.
Виктор Розов очень гордился тем, что его пьесы имеют такой успех у зрителей.
Терпеть не могу хвастунов.
Как-то раз Розов сокрушенно вздыхает:
– Как жаль, Фаина Георгиевна, что вы вчера не были на премьере моей новой пьесы!
Дождался бы уж, пока сама поинтересуюсь, как прошла премьера. Он не интересуется, потому и я молчу. Он снова заводит:
– Знаете, люди у касс устроили настоящее побоище!
Напросился.
– Ну и как, им удалось вернут обратно деньги за билеты?
Больше передо мной не хвастает.
Провинция, крошечный театрик, куда зрители заглядывают только нечаянно или с перепою. Либо когда приезжают столичные знаменитости.
Двое местных жителей стоят перед афишей, один с осуждением говорит другому:
– Глянь, как оборзели эти столичные. Через два часа спектакль, а они до сих пор не решили, что будут играть!
На афише значится: «Безумный день, или Женитьба Фигаро».
На вечере-разговорнике, как я называю иногда литературно-театральные вечера за болтовню не по теме, одна из наивных девочек, широко распахивая глаза, чтобы казались больше, томным голосом интересуется:
– Фаина Георгиевна, что такое любовь?
Девочка будущая актриса, ей бы спрашивать о ролях, спектаклях… Но вот, поди ж ты, любовь…
Смотрю на нее, пытаясь придумать, что ответить, чтобы не обидеть. Потом пожимаю плечами:
– Забыла, уж простите старуху…
Зал подхихикивает не столько надо мной, сколько над девчонкой, надо срочно отвлекать внимание.
– Но помню, что что-то очень приятное, деточка…
Теперь смеются над моим ответом, а не над ее вопросом.
Хрущевская оттепель, кажется, что можно почти все, во всяком случае, говорить многое. Разговор о том, что вот-вот падет железный занавес и, возможно, откроют свободный выезд из страны.
У меня интересуются:
– Фаина Георгиевна, а что бы вы сделали, если бы открыли границы?
– Спешно влезла на дерево.
– Почему?
– Затопчут!
Границы не открыли, залезать не пришлось. А оттепель и в погоде понятие краткосрочное. Если в нашей стране тепло несколько месяцев длится, то оттепель и того короче.
Бывали шутки, за которые можно было уехать далеко. Но меня бог миловал.
Прием в Кремле. Сам Хозяин соизволил снизойти до беседы, а у меня, как на грех, что-то болело, настроение мрачное. Хозяин ждал-ждал шутки с моей стороны, не дождался, решил подать пример:
– Вас, товарищ Раневская, и самому большому глупцу в мире не рассмешить.
– А вы попробуйте.
Стало слышно, как звенит в ухе и стучат зубы у кого-то из чинов. Что полагалось после такого ответа?
Ничего не случилось. Почему – не знаю, может, не дошло?
Дружбой с властью нужно уметь пользоваться. Я не умела, наоборот, меня до власти допускать опасно, ляпну еще что не то.
Вот Александров умел.
На приеме в Кремле Сталин, разыгрывая заботливого отца, стал интересоваться у кинематографистов, что они бы хотели получить уже завтра лично для себя.
Один жалуется на тесноту и получает квартиру.
Второй – на нехватку свежего воздуха и спокойствия для работы, получает дачу.
Третий – на проблемы с транспортом, ему обещана машина.
Доходит очередь до Александрова. Григорий Васильевич скромно просит у Сталина его книгу «Вопросы ленинизма» с автографом.
Получает книгу, квартира, машина и дача идут впридачу.
В санатории рядом невыносимо занудный засрака (заслуженный работник культуры), все не по нему, все не так.
– Суп невкусный, котлеты плохо прожарены, компот несладкий… А вот это что, разве это яйца, смех один! Вот у моей мамочки, я помню, были яйца!
Не выдерживаю:
– А вы не путаете ее с папочкой?
Ляпнула, а человеку пришлось уехать, потому что по санаторию разнеслось:
– Вон идет тот, у кого мамочка с яйцами.
– Вы по-прежнему молоды и прекрасно выглядите!
На мою такую откровенную лесть должна бы последовать лесть ответная, но дама решает играть в правдивость:
– К сожалению, Фаина Георгиевна, не могу ответить вам тем же.
Напросилась.
– А вы бы, милочка, соврали, как я!
Как это ужасно – встретить свою первую любовь через много-много лет!
Мы с трудом смогли скрыть свое неприятное удивление и старательно делали вид, что никогда раньше не были знакомы. Так старательно, что сами поверили. Полегчало, он мне стал казаться вполне симпатичным старичком. Но стоило вспомнить, что я знала его в молодости, как все очарование снова пропало.
Кретины и кретинки бывают разными. Я вот бытовая и этого не скрываю.
Скрывать просто невозможно, все равно эта неспособность организовать свой быт видна с первого взгляда, лезет из всех щелей.
И дело не в том, что не у кого и негде было учиться, дело в моей профессиональной непригодности к быту.
В семье Фельдманов я бытовыми вопросами не интересовалась, для этого был штат прислуги, бонны, няньки, горничные и даже дворник. Пока жила одна в Москве, а потом Ростове, быта как такового просто не было. Для актеров, у которых каждый следующий сезон в новом городе, налаженный быт вообще едва ли возможен.
У Павлы Леонтьевны была добрая фея Тата, которая занималась Ирой и бытом, мы за ней жили, как за каменной стеной, всегда знали, что будем накормлены и обстираны.
Когда стала жить отдельно, приглашала домработниц. Это кошмар, мне не жалко ничего, все берите, но только сделайте так, чтобы я ни о чем не думала, чтобы как при Тате: все в порядке и вовремя. Не получалось, ни одна не оказалась заинтересована в порядке в моей жизни, все норовили что-то выгадать.
Я не умею думать о быте, не умею следить, чтобы были продукты в холодильнике и запасы в шкафах. Мне немного нужно, совсем немного, но я не могу сама ходить по магазинам. Не потому что ленюсь или считаю это недостойным. Для меня даже поход за папиросами превращается в мучение. Узнают, кричат «Муля», вместо того, чтобы, нормально отстояв в очереди, нормально купить что-то, я вынуждена спасаться бегством.
Это не только моя беда – многих. Люди не могут понять, что актеры тоже люди, им нужно кушать, покупать одежду, белье, туалетную бумагу…
Я хочу, чтобы меня узнавали на сцене, любили в ролях, а не на улице с криком: «Муля, не нервируй меня!»
Зуб выдернуть – проблема, в химчистку зайти – тоже, позвать водопроводчика или электрика – целая история, при этом никого не уговоришь подработать уборкой в квартире.
Меня много раз спрашивали, почему не вышла замуж.
