занятия меня отправляли в гражданской одежде, чтобы не ставить под угрозу мой педагогический авторитет.
Пока я служил в генштабе в известном здании «Этники амина» («Национальная оборона») на проспекте Месогийон, со мной случились две истории, о которых нужно рассказать.
Первая история связана с человеком, через несколько лет оказавшим трагическое влияние не только на мою судьбу, но и на судьбы миллионов греков. Именно во время моей военной службы я впервые увидел Георгиоса Пападопулоса, который в 1967 г., совершив военный переворот, встал у государственного руля Греции как самый главный «черный полковник». В 1958 г. Пападопулос, тогда еще в чине подполковника, был одним из моих непосредственных начальников в генштабе. Я видел его довольно часто, но близко не знал. Столкнулся я с ним вот при каких обстоятельствах.
У генштаба была охрана, в которой, по всей видимости, служило немало людей, взятых на эту службу по блату и часто уходивших ночевать домой, поэтому младший состав, работавший в штабе днем, привлекали для несения ночной постовой службы и патрулирования здания и обширной территории. Естественно, что солдаты и унтер-офицеры, задействованные в этих сторожевых постах и патрулях, постоянно недосыпали. Однажды один из заместителей начальника генштаба, генерал со свирепым характером, войдя рано утром в лифт, чтобы подняться в свой офис на шестом этаже, обнаружил там спящего оператора лифта, входившего в подразделение постовой службы. Последовал громкий скандал, и в поисках виноватого вышли на меня как дежурного унтер-офицера.
Пападопулос вызвал меня к себе и потребовал объяснений. Я рассказал ему о проблеме дефицита человеческих ресурсов, возникавшей в связи с патрульно-постовой службой, и завершил свой рапорт словами: «Мы должны что-то придумать». Пападопулос взвился: «Ты имеешь право говорить только о себе. Местоимение “мы” в армии неуместно. Если ты не говоришь от первого лица, ты бунтовщик, выступаешь от имени какой-то группы». Затем он отправил меня на двадцать дней на гауптвахту. В генштабе все знали, что он самодур, но не трогали, потому что он был одним из многочисленных крестников премьер-министра Георгиоса Папандреу.
В конце концов, Пападопулоса все-таки убрали из штаба и отправили служить во Фракию начальником артиллерии какого-то корпуса. Там будущий диктатор без конца искал вокруг себя диверсантов и даже организовал провокацию: в один прекрасный день в бензобаках тягачей для артиллерийских орудий обнаружился неведомо откуда взявшийся сахар, а Пападопулос устроил большой шум, обвинил во всем коммунистов. Этим он хотел поставить под удар либеральное правительство Папандреу.
Дело, однако, вскрылось, и был большой скандал. Полковника убрали из Фракии, но из армии не выгнали, а послали служить в штаб греческой военной разведки. Очевидно, принимая это решение, Папандреу проявил снисхождение к крестнику, но тем самым совершил непоправимую ошибку. В разведке Пападопулос продолжал «мутить воду» и подстрекать военных к заговору, невзирая на то, что идет против крестного отца. К чему все это привело, мы хорошо знаем.
Вторая история косвенным образом связана с первой и также показывает, как влияют на наши судьбы случайные обстоятельства. В 1957 году, когда я проходил службу, полным ходом шел процесс укрепления греческой национальной армии американцами через военную миссию США в Афинах. Миссия находилась в том же здании, что и школа иностранных языков, где я преподавал.
В греческой армии тогда служило немало греко-американцев. У многих из них было двойное гражданство, и они служили в той армии, которая призовет их первой. Например, мои кузены по отцовской линии, приехавшие в Грецию в 1930-х годах американскими гражданами, по достижении 18 лет получили повестки из американской армии и вернулись в США служить. Греческий полковник, под началом которого я служил в национальной армии Греции, считал меня таким греко-американцем и однажды послал меня в американскую военную миссию переводить начальнику, отвечавшему за организацию соревнований по стрельбе для солдат срочной службы. Американец меня знал, потому что я уже побеждал на таких стрельбах. А я воспользовался моментом и заявил, что мне надоело ночью сидеть на сторожевых постах, а днем переводить американские инструкции для греческой армии. Таким образом, я попросился на работу в американскую миссию и получил от начальника предварительное согласие.
Затем я пошел к своему греческому полковнику и сообщил ему о намерении работать у американцев. Полковник сказал, что удерживать меня не станет, но просит пересмотреть мое решение. «Мы должны поддерживать нашу независимость и работать на свою страну», – сказал он. В итоге я с ним согласился, извинился перед американцем и остался служить со своими. Если бы я этого не сделал, то еще неизвестно, не примкнул ли бы я впоследствии к вышеупомянутому Пападопулосу в надежде манипулировать «глупыми американцами».
Как бы то ни было, военную службу я закончил в октябре 1958 г. Распрощавшись с армией, я сразу же поехал обратно в Лондон. Перед тем как меня призвали, я перевелся в экстернат и, пока служил, занимался самостоятельно по заочным программам, которые университет предлагал студентам-славистам.
К слову сказать, обучение в Лондонском университете оказалось для меня практически бесплатным. За два с половиной года обучения по очной и заочной программам я заплатил всего сорок или пятьдесят фунтов. Вернувшись на очное отделение, я начал готовиться к предстоявшему мне весной выпускному экзамену по русскому языку и литературе.
В апреле 1959 г. я сдал экзамен и получил диплом с отличием бакалавра искусств в области русских исследований. Таким образом, у меня стало уже два диплома об окончании бакалавриата. Получить более высокую степень магистра в Лондоне мне помешало то, что в колледже Помона я не специализировался как историк и мне не хватило зачетных курсов. Поскольку я собирался продолжать заниматься русской проблематикой, мне надо было учиться дальше. В таком же положении находилась и Николь, получившая диплом одновременно со мной.
К этому времени мы с Николь уже решили пожениться, так что решение переехать в Париж и продолжить образование в Сорбонне пришло само собой.
В результате, параллельно с выпускным экзаменом в Лондонском университете, я подал документы на стипендиальный конкурс в области науки и образования, объявленный французским правительством. Сдав экзамен в посольстве Франции в Афинах, я получил стипендию на обучение и исследовательскую работу по русской истории в Сорбоннском университете.
Эту стипендию, давшую мне возможность жить в Париже и заниматься научной деятельностью в области русистики, я получал в течение следующих пяти лет – с 1959 до 1964 г.
А из моих любимых лондонских библиотек я переместился в уникальную Национальную библиотеку Франции. Замечу a propos, что таких крупных библиотек в мире всего четыре: Национальная библиотека Франции, библиотека Британского музея в Лондоне, которой я уже посвятил несколько прочувствованных строк, библиотека Американского конгресса в Вашингтоне и Государственная библиотека имени Ленина в Москве, ныне известная
