Блаватская приоткрыла тайную завесу и дала свое объяснение феномену «махатм»: «Я знала Адептов, «Братьев», и не только в Индии и за пределами Ладакха, но и в Египте и Сирии («Братья» находятся там и по сей день). Имена «Махатм» не были известны в то время, их знали только в Индии. Как бы их ни называли: Розенкрейцеры, Каббалисты, Йоги, все они Адепты, молчаливые, таинственные, уединенные, хранящие тайну, раскрывающие себя лишь немногим (как и я), в течение семи — десяти лет доказавшим свою абсолютную преданность, соблюдавшим молчание даже под угрозой смерти. Я выполняла Их требования и стала той, что я есть… Все, что мне было разрешено говорить, является правдой. За Гималаями есть многонациональный центр Адептов. Таши-Лама знает Их, и они действуют сообща. Некоторые из Них прямо связаны с Ним и все-таки остаются неизвестными средним ламам, которые в большинстве своем невежественны. Мой Учитель и К. X. а также несколько других, знакомых мне лично, находятся там».
С помощью «махатм» и избранных ими посвященных адептов осуществляется, как полагала Блаватская, трансцендирование внутрь человека высших духовных ценностей, а также представлений о том, что необходимо для формирования подлинно совершенной личности. Она верила в особую миссию королей-священников, обитающих в легендарной стране Шамбале, которые были на протяжении веков связаны с ее «махатмами». Они принадлежали, по ее мнению, к высшим иерархам лемуро-атлантической династии, которые остались чисты духом в отличие от своих погрязших в пороках подданных.
Блаватская верила, что свет мудрости идет с Востока. Любой никудышный йог, по ее мнению, знал и умел намного больше, чем все просвещенные члены масонских лож, вместе взятые. В Индии Елена Петровна окончательно определилась в привязанностях и авторитетах. И это несмотря на то, что индийские путешествия отнимали у нее немало душевных и физических сил.
О многих своих невзгодах и трудностях Елена Петровна поведала в письмах к знакомым и незнакомым людям. В некоторых из этих писем Блаватская была на редкость откровенной.
Елена Петровна писала всем тем, кто мог бы оказать ей содействие, поддержать Теософическое общество. Рассчитывая на отклик, она написала письмо И. П. Минаеву, выдающемуся русскому востоковеду, основателю отечественной индологической школы. И. П. Минаев был широко известен своими трудами по буддизму, философии и лингвистике, исторической географии, фольклору, средневековой и новой истории Индии. Свое двухлетнее путешествие по Индии он описал в книге «Очерки Цейлона и Индии», вышедшей в 1878 году.
Блаватская во всех своих начинаниях надеялась на крупный успех, поэтому ей было очень важно заполучить в союзники крупного русского ученого. Вряд ли она догадывалась, что И. П. Минаев помимо своих научных штудий сотрудничал с российским Генеральным штабом. Знай она это — не писала бы тогда, что английские власти подозревают в ней русскую шпионку.
Письма Гималайских Братьев получали разные люди в разное время и в различных странах. Первое письмо было получено теткой Надеждой в Одессе в 1870 году, последнее — Анни Безант в Лондоне в 1900 году. Немало писем «махатм» приходило на имя сподвижника Блаватской, президента Теософического общества Генри С. Олкотта, начиная с 1875 года. Целая кипа писем свалилась на голову (в буквальном смысле) Альфреда Синнета. Самое большое количество писем написал «махатма» Кут Хуми.
За письмами «махатм» стоял диковинный, ни на что не похожий мир. Для Блаватской воображаемое всегда было выше существующего на самом деле.
Недаром самые сильные ощущения она испытывала в снах. Письма «махатм» содействовали ее общению с людьми, в которых она была заинтересована, на другом — высоком и неземном уровне. Эти исписанные нервным почерком кусочки бумаги гармонизировали человеческий хаос, преодолевали в человеке надлом, расширяли пределы его возможностей. Письма «махатм» были вызовом миру честолюбивых посредственностей. Они смиряли гордыню тех людей, кто тягостную раздраженность выдавал за резкость и изящество ума, а безудержное возношенье сомнительных добродетелей — за привило хорошего тона.
Единственное, чего на дух не выносила Елена Петровна, так это оседлый образ жизни. Каждый прожитый ею год с того времени, когда она пустилась в бега, — это калейдоскоп стран, городов, людей. Однако не внешняя мишура была для нее смыслом жизни.
С политической точки зрения появление Блаватской в Индии, американской гражданки, русской по происхождению, было событием неординарным и не могло остаться не замеченным английскими властями.
Елена Петровна заявила без обиняков, что приехала в Индию по совету «махатм» специально для того, чтобы обогатить свои эзотерические знания новыми разысканиями. Иными словами, это было ее настоящее паломничество на духовную родину. Она не собиралась путешествовать в обычном смысле этого слова. Ее интересовало другое — обретение духовной истины.
Блаватская, обладая острым писательским зрением, в дневниковой форме зафиксировала в путевых очерках «Из пещер и дебрей Индостана» свои наблюдения, настроения и мысли, которые появились в результате ее прикосновения к стране своей детской мечты. Однако она больше всего надеялась укрепить отношения с «махатмами», с теми, кто уже получил духовную свободу и даже приобрел сверхъестественные способности: был способен творить чудеса, управляя природными стихиями.
Как писал А. Бэшем:…уже в одном из поздних гимнов «Ригведы» сообщается о необычных святых людях, отличных от брахманов (представители высшей жреческой касты, «дваждырожденные». — А. С.). Их называли «молчальниками» (муни): одеждой им служил ветер, и, напоенные собственным молчанием, они были способны подниматься в воздух и парить, как птицы или полубоги. Считалось, что муни, испивший магическую чашу бога Рудры, легко читает мысли людей».
Имя «махатмы» Мории возвращает нас в древнюю историю державы Маурьев, в IV–II века до новой эры. Среди представителей династии Маурьев наибольшую известность получил царь Ашока, образец справедливого, веротерпимого и образованного монарха. Ашока к тому же был чрезвычайно благожелателен к буддизму. В самом имени «махатмы» Мории (фонетически созвучном родовому имени Маурьев) таится уверенность в возвращении для Индии золотого века, в обретении независимого национального существования.
Основное впечатление, которое Блаватская вынесла из ознакомления с Индией религиозной, — впечатление ее исключительной сложности. Она поняла, что к этой Индии вряд ли возможно прилагать какие-то обычные мерки и масштабы. Оценки окажутся односторонними и, следовательно, неверными.
