Tea for two[69]
Гитлер имел весьма смутные представления об американцах. В основном он черпал их из гангстерских фильмов. Хотя читал он запоем, но принципиально игнорировал книги про Америку, считая ее страной бродяг. Гитлер был также твердо убежден в том, что американские солдаты не способны даже правильно держать винтовку. Нанесенные ему союзными войсками после высадки в Нормандии поражения объяснял тем, что в жилах таких прославленных американских генералов, как Эйзенхауэр[70], Спаатс[71], Нимиц[72], текла прусская кровь. Паттон[73] же, как известно, был усыновлен семьей потомков немецких эмигрантов и потому, по мнению Гитлера, также проникся воинственным германским духом. Гитлер, правда, очень сожалел о закрытии в 1942 году Метрополитен-оперы. «Это достойно всяческого сожаления. Это настоящая культурная катастрофа». Известно, что он откровенно презирал Рузвельта, а Сталина считал настоящим монстром, не скрывая, однако, своего восхищения его «гениальностью». Черчилля, как уже говорилось, он называл «главным алкоголиком Британской империи» и уверял Еву, что после победоносного для Германии окончания войны не только не казнит его, но, напротив, предоставит в распоряжение «бывшего премьер-министра» охраняемую резиденцию, где тот сможет «преспокойно себе пачкать мольберты». Часто Гитлер с упоением говорил о том времени, когда он также отойдет от всех государственных дел, станет сугубо частным лицом, будет рисовать и писать мемуары. «Мы с Евой поженимся, поселимся в Линце, в красивом, уютном доме, и я клянусь, что не возьму с собой ни одного из своих кителей. Пусть ничто даже не напоминает мне о войне».
Однако в истории США был период, которым Гитлер откровенно восхищался. Речь идет о так называемом Периоде сухого закона. О нем он говорил, что «лишь молодая нация способна прибегнуть к столь суровым, но необходимым мерам». Как уже было сказано, Гитлер всю жизнь оставался убежденным трезвенником, но никогда не возражал, если Ева и другие лица из его ближайшего окружения потребляли при нем спиртные напитки. Однако у него было много других странностей. Он очень плохо плавал, страдал от морской болезни и потому только при крайней необходимости поднимался на борт корабля. Кроме того, он испытывал панический страх перед лошадьми и насекомыми и поклялся никогда не вставать на лыжи.
Наибольшую антипатию у Гитлера вызывал никотин. Он мог часами рассуждать о вреде курения. «Перед тем как стать частным лицом, — откровенно заявил он сестре Евы, — я прикажу, чтобы на каждой продающейся в Европе пачке сигарет было крупными буквами написано: «Табак — яд! Курение — причина рака…» Гитлер часто рассказывал, как юности бросил курить, убедившись, что на деньги, потраченные на сигареты, можно сходить в оперу. «На мосту через Дунай я сказал себе: «Все, пора завязывать!» — и бросил сигареты в реку. С тех пор я даже не притрагивался к ним».
Курить при Гитлере было строжайше запрещено. Императивные совещания, долгие беседы у камина, торжественные приемы и неофициальные беседы превращались для курильщиков в настоящую муку. Гитлер распорядился убрать из всех спален в «Бергхофе» пепельницы и даже не стеснялся заходить в женские туалеты с целью удостовериться, что в них никто не курит, Ева тайком покуривала, но после каждой сигареты тщательно полоскала рот, чтобы отбить запах. Как-то вечером, когда Гитлер, пожелав всем «спокойной ночи», поднялся к себе, Ева закурила в присутствии Ильзе, Дитриха и Геббельса. Неожиданно Гитлер вернулся, и стоявшая на нижней ступеньке лестницы Ева мгновенно села прямо на зажженную сигарету. Гитлер ничего не заметил и через пять минут удалился. Ева же прожгла себе платье, нижнюю юбку и потом долго не могла даже присесть: у нее нестерпимо болела ягодица…
Однажды Гитлер пообещал Гретль Браун, которую он как самую младшую из трех сестер называл Колибри, подарить виллу, если она бросит курить.
«Но, мой фюрер, — бросила в ответ Гретль, — такому подарку я очень обрадуюсь один раз, курение же доставляет мне двадцать маленьких радостей в день».
Женщинам, согласившимся месяц не курить, Гитлер обещал подарить золотые часы и драгоценности. Таких вместе с Евой оказалось двадцать, Ильзе, Гретль и Герда Остермайер не получили ничего, «Другим очень не нравилось, — рассказала Герда автору, — что мы не боялись открыто признаться в своих слабостях».
Кое-кто считал резко отрицательное отношение Гитлера к алкоголю, никотину и охоте в сочетании с любовью к животным проявлением величия его души. Однако он любил далеко не всех животных. Лошадей он считал глупыми созданиями, не любил бульдогов, черепах и кукушек. Кошки же вызывали у него настоящую аллергию. Зато был страстно привязан к овчаркам с тех пор, как в 1921 году получил в подарок собаку этой породы.
Помимо разговоров о вреде табака, Гитлер в «Бергхофе» докучал гостям рассуждениями о своих планах образования завоеванных территорий или долго рассказывал им о «подвигах» своей овчарки Блонди. «Она легко усваивает все команды, ходит за мной как тень, она храбрая, верная и очень внимательная». Он даже вызвал в «Бергхоф» профессора Зауэрбруха, считавшегося лучшим хирургом Европы, чтобы тот прооперировал ее. Целыми вечерами Гитлер говорил только о предстоящей случке своей любимой собаки и пригласил в «Бергхоф» вдову профессора Трооста Герди с кобелем-овчаркой. Но Блонди не подпустила его к себе, и госпожа Троост вскоре уехала. Гитлер был просто вне себя горя.
Если говорить о пристрастиях Евы, то она обожала детей. Об отношении к ним Гитлера есть разные мнения. «Я твердо знаю, — категорически заявила Паула Гитлер автору, — мой брат стремился к общению с ними и любил, когда его ладоней касались их маленькие ручки». Одна из личных секретарш Гитлера утверждала, что он даже намеревался усыновить Гаральда Квандта — сына Магды Геббельс от первого брака. В свою очередь, Траудль Юнге полагает, что все было далеко не так. «Из меня вышел бы плохой отец семейства — откровенно высказался при ней Гитлер, — ибо у потомков гениев, как правило, очень трудная жизнь. Они редко наследуют у своих знаменитых родителей выдающиеся качества. Более того, зачастую они полные идиоты».
В двадцати трех альбомах, оставшихся от Евы, находится более сотни фотографий, изображающих ее и Гитлера вместе с маленькими девочками и мальчиками. Разумеется, Гофман в соответствии с испытанным рецептом политической пропаганды часто фотографировал Гитлера вместе с детьми. Ева же, лишенная возможности иметь ребенка, удовлетворяла свою потребность в материнских чувствах общением с детьми своих подруг и друзей. Так Герда Остермайер убеждена в том, что причиной ее частых приглашений в «Бергхоф» было скрытое желание Евы поиграть с ее маленькими дочерьми Урсулой и Гиттой.
