Для сравнения приведу пример из советской действительности. Долгое время подводники без тени сомнений эксплуатировали дизеля на обычных подводных лодках, а когда пришло время, точно также использовали и ядерные энергетические установки. И если бы кто-то в чем-то засомневался, то система бы просто отторгла его.
Ну а для еще большей убедительности пример, предоставленный нам Соединенными Штатами Америки — «оплотом демократии».
Пылала война — Вторая мировая, которая уже подходила к своему логическому концу, то есть к разгрому фашистской Германии. Однако у американского командования встал вопрос о бомбежке Берлина, столицы фашистской Германии, и других крупных городов, где кроме логова Гитлера и военных объектов находились мирные жители: женщины, старики, дети. Одному американскому полковнику от авиации по фамилии Дулитл был дан приказ подвергнуть беспощадной бомбежке Берлин. Сначала этот полковник в соответствии с возможностями, предоставляемыми человеку действующим американским законодательством, даже отказался выполнить бесчеловечный приказ. Однако под нажимом своего вышесидящего генерала вынужден был уступить. Кроме Берлина подобной бомбежке подверглись: Гамбург, Мюнхен, Кельн, Лейпциг, Эссен, Дрезден. По сути это были ковровые бомбежки, опыт которых затем в полном объеме использовался во Вьетнаме, причем большей частью на мирном населении. Я уж не говорю о хрестоматийных Хиросиме и Нагасаки.
Можно иметь право и никогда не воспользоваться им, потому что оно провозглашено вопреки здравому смыслу, с лукавым расчетом на то, что практическая ситуация никогда не даст им воспользоваться, потому что само это право — придуманное для обмана, оно лживо и противоестественно.
И не надо думать, что это информация не по теме. Кто на этот счет сомневается, тому ответили сами американцы, утверждая, что достаточно было согласиться в первый раз, а затем делать это было уже гораздо проще. Что собственно и привело к применению ядерного оружия при уничтожении мирного населения и двух названных городов Японии.
Так что, на мой взгляд, мечты о возможной, но несостоявшейся фронде, вернее предательстве, разговоры о том, как какой-то командир отказался бы применить ядерное оружие в боевой обстановке, тем более в состоянии войны — чистой воды профанация. Я даже не назову это постядерным синдромом, я дам этому иное имя — подлая осознанная ложь. Возможно, заказанная суггесторами, пытающимися изменить наш рассудок. Человек с нормальной психикой после первого вынужденного убийства часто впадает в шок, что вызывает у него рвоту и даже внезапную диарею. И это происходит непроизвольно, ибо обусловлено жизнезащитной природой человека, а не наоборот. Не в то ли состояние впали лица, убившие в себе нравственного человека и теперь рассусоливающие на тему «мы бы тогда — да… »?
Все эти разговоры о неприменении ядерного оружия выгодны сегодня лишь западу. И ведутся они с целью программирования населения, чтобы Россия в ответственный момент не смогла защитить себя от внешних посягательств. Так что прежде чем умничать, наверное, стоит подумать о Родине и о своей личной безопасности.
Хохмачи
«1 сентября 1979 г.
Список, идущих в море:
Н. Н. Береговой.
В. Г. Перфильев
В. В. Плетнев
А. Н. Прокофьев
А. М. Ловкачев»
Так как в записной книжке больше ничего не указано, то по давности лет останется неизвестным, на каком борту и с каким командиром мы тогда шли в море.
Мой прямой и непосредственный начальник, флагманский минер 21-й дивизии РПК СН капитан 3-го ранга Виктор Григорьевич Перфильев — худощавого телосложения, высокого роста, за что за глаза окрещен Щеколдой — был хорошим, заботливым командиром и прекрасным человеком. Ко мне относился по-отечески, с добротой и вниманием. Когда он узнал, что у меня преотвратительный почерк, то начал бесплатно давать уроки чистописания, и это заставило меня вспомнить свои начальные навыки, полученные за партой и в Школе техников ВМФ.
Виктор Григорьевич обладал интересным талантом. Из черной бумаги для затемнения помещений он вырезал чей-нибудь профиль, потом наклеивал его на белый лист бумаги и дарил обладателю запечатленного силуэта. Это у него неплохо получалось.
«6 сентября 1979 г.
Проверка экипажа В. Р. Гармаша».
В экипаже капитана 1-го ранга Вадима Родионовича Гармаша на РПК СН «К-512», где командиром БЧ-3 был лейтенант Петр Александрович Лучин, старшиной команды торпедистов мичман Николай Анатольевич Ситников, мой однокашник по ленинградской Школе техников из 46-й группы, было выявлено 9 недочетов, по которым сделаны замечания.
Как-то у битого жизнью и ветрами старого командира спросили:
— А правда, что женщина на корабле — к несчастью?
Старый командир ответил еще лаконичней и тоже вопросом:
— А почему только на корабле?
Как прав был этот умудренный жизненным опытом человек! Хотя к чему это я? Ах, да… наши жены…
«22 сентября 1979 г.
Проверка экипажей В. Р. Гармаша и О. Г. Чефонова».
Соответственно было вскрыто пять и два недочета, по которым сделаны замечания.
Мой начальник Виктор Григорьевич Перфильев имел хорошее чувство юмора. Как-то он рассказал, как поездом ехал в отпуск и от одного незнакомого моряка срочной службы услыхал флотскую байку. Рассказчик оказался нашим коллегой, из минеров. Имел он богатое воображение и был занятным выдумщиком. Его рассказ про то, как он при помощи торпедного аппарата ловил рыбу, был настолько оригинальным и забавным, что такого я больше нигде и никогда не слышал. С особым удовольствием попытаюсь воспроизвести его тут.
Понятно, что моряк в форменной одежде всегда приковывает к себе внимание гражданского населения. Долгая дорога через всю Сибирь, когда в вагоне заняться нечем, а тут живой морячок, да еще в одном купе…. На него тут же обратили внимание, посыпались самые разные вопросы:
— Как тебе служится, как тебе дружится?
Прознав, что моряк ко всему прочему еще и подводник, начали интересоваться им усерднее:
— А не опасна ли служба?
— Как вы там, на вашей подводной лодке, живете?
— Как вы на этой подводной лодке плаваете?
— А что вы на глубине в иллюминаторе видите?
И так далее, и тому подобное. Как отвечал на эти вопросы морячок, неважно, но, видать, удержу его фантазии не было, потому, что эта ситуация моего начальника откровенно веселила и забавляла. Он так и сказал:
— Я сижу, слушаю и потешаюсь. Мое инкогнито было обеспечено гражданской одеждой, а о своей службе я вслух не высказывался.
