Анатолий Наумов - Посмертно подсудимый

Следует отметить, что вначале книга Куницына предназначалась для подношения Александру I. На руководителей лицея, по всей видимости, подействовало милостивое отношение императора к молодому адъюнкт-профессору в связи с его публичным выступлением при открытии лицея (Александр I наградил тогда Куницына орденом). Однако к 20-м годам либеральные настроения царя уже исчезли, и, соответственно этому, книга Куницына была признана недостойной для подношения государю, руководству лицея сделано замечание по этому поводу, а сам Куницын, как отмечалось, уволен.

Пушкин, зная о гонениях, которым подвергся его учитель, в «Послании к цензору» (1822) с издевкой говорит:

Печатный курс «Естественного права» был конфискован у автора, книготорговцев и частных лиц, а также изъят из учебных заведений и уничтожен. Однако отдельные экземпляры этого курса уцелели,[196] и можно сравнить его содержание с записями Горчакова. Хотя в основе печатного курса и лежали система и содержание конспективного курса, однако при издании автор внес существенные изменения и поправки. Многие выводы и формулировки в печатном издании смягчены, что, несомненно, объясняется цензурными соображениями. В конспекте, например, содержится глава «О республиканских органах правления». В книге же говорится о «демократическом» образе правления в противопоставлении «аристократическому», а о понятии первого не упоминается.

Страстное изложение Куницыным идей «естественного права» не могло оставить равнодушными к ним слушателей-лицеистов. Сохранились данные о том, что лицеисты были увлечены этими идеями. Например, в одной из статей третьего номера «Лицейского мудреца» (рукописного журнала лицеистов) говорилось: «Теперь в классах говорят о правах естественных». Не составлял в этом отношении исключения и юный Пушкин. По утверждению одного из своих наиболее близких друзей-лицеистов Пущина, «Пушкин охотнее всех других классов занимался в классе Куницына», хотя, как обычно, и «мало что записывал».[197]

Тот факт, что уроки учителя не пропали даром для поэта, свидетельствует и следующее обстоятельство. Характеризуя в «Онегине» предметы спора Онегина и Ленского, Пушкин среди них назвал и темы, являвшиеся стержневыми в лекционном курсе Куницына о естественном праве:

Куницын был сторонником договорной теории происхождения государства. Он считал, что государственная власть установлена народом и должна находиться под его контролем, что люди, вступая в государство, не теряют свою естественную свободу. Так, в лицейском курсе «Изображение системы политических наук» (по конспектам Горчакова) Куницын сформулировал следующее положение: «…Граждане независимые делаются подданными и состоят под законами верховной власти, но сие государство не есть состояние кабалы. Люди, вступая в общество, желают свободы и благосостояния, а не рабства и нищеты; они подвергаются верховной власти на том только условии, чтобы она избирала и употребляла средства для их безопасности и благосостояния: они предлагают свои силы в распоряжение общества, но с тем только, чтобы они обращены были на общую и, следовательно, также и на их собственную пользу».[198] Несмотря на определенную долю идеализма, эта теория служила идейным обоснованием отмены крепостного права в России и, соответственно, близко была воспринята многими декабристами.

Через все лекции Куницына по политико-правовым предметам проходил тезис о «законности» как необходимом условии управления государством, о «законности» самого правительства как такового. «Каждое правительство, – утверждал в умах лицеистов Куницын, – законно, которое учреждается законным образом», «когда употребляется кто-либо от своевластителя к другим целям, а не для цели государства, то такое злоупотребление верховной власти называется тиранством».[199] Естественно, что напрашивался вывод о том, что власть тирана – власть незаконная, подлежащая свержению. Идеи эти были близки как будущим декабристам, так и молодому Пушкину. Достаточно вспомнить только его революционный призыв из оды «Вольность» («Тираны мира! Трепещите! А вы, мужайтесь и внемлите. Восстаньте, падшие рабы!»), чтобы согласиться с поэтом в том, что именно Куницын воспитал республиканско-демократический «пламень» некоторых лицеистов:

Заслуги Куницына в воспитании у лицеистов республиканского «пламени», оппозиционных по отношению к самодержавию настроений несомненны. Яркий пример: бывшие лицеисты Пущин и Кюхельбекер были среди самых активных деятелей декабристского движения и непосредственными участниками декабрьского восстания. Они были сурово осуждены царским правительством. Куницын оказал большое влияние на формирование взглядов многих других активных участников будущего декабристского движения в России, которым, несомненно, импонировала мысль Куницына, высказанная в статье «О конституции». Кратко эту мысль можно сформулировать так: прошли те времена, «когда цари хотели царствовать только для себя самих», и настало время иметь «народных представителей».[200] В 1819 году Н. И. Тургенев намеревался издавать легальный журнал «Россиянин XIX века», соредактором которого приглашался Куницын. Член Союза Благоденствия И. Г. Бурцов показывал впоследствии на допросе в следственной комиссии по делу декабристов, что он «подобно многим гвардейским офицерам… посещал профессоров Германа, Галича, Куницына, преподававших лекции о политических науках» (об этом же дали показания декабристы Поджио, Оболенский).[201] Интерес декабристов к лекциям Куницына объяснялся в первую очередь тем, что он был страстным проповедником учения Руссо о «естественном праве» и его идей народного суверенитета. Эти идеи явно имели влияние и на содержание программных документов декабристов – конституции Н. Муравьева и «Русской правды» П. Пестеля.

Пушкину были близки и идеи Куницына о законности в области правосудия, намного опередившие свое «юридическое» время. В книге «Изображение взаимной связи государственных сведений», изданной в год окончания Пушкиным лицея, Куницын писал: «Свобода граждан требует, чтобы не только их права и деяния преступные, но и самый способ применять частные случаи к существующим узаконениям основывался на точных правилах, дабы судебная власть была только орудием закона и чтобы гражданин ответствовал за свои поступки не частному произволу судьи, но самому закону».[202] Как тут не вспомнить, что через четверть века молодой К. Маркс дал такую трактовку правовых гарантий личности в сфере правосудия: «Я вообще не думаю, что личности должны служить гарантиями против закона, я, наоборот, думаю, что законы должны служить гарантиями против личности».[203]