Корде».
Прощальное письмо Шарлотты к отцу датировано днем отъезда, но на самом деле оно написано накануне. Мадемуазель Корде долго размышляла, ехать ли ей в Аржантан попрощаться с родными, и в результате не поехала. Возможно, она боялась, что грусть одолеет ее и заставит отказаться от задуманного. Или отец догадается об истинной цели ее поездки и удержит ее. И решила не рисковать. Почему она написала, что едет в Англию? Чтобы отец не беспокоился. К этому времени в Англии в эмиграции находились один из братьев Шарлотты и несколько родственников: для нормандских аристократов Лондон был ближе, чем Кобленц. Вдобавок Шарлотта хотела спасти родных от обвинения в соучастии и писала так, чтобы ни у кого не закралось ни малейшего подозрения, что отец мог быть ее сообщником. Тетку она предупредила, что собирается уехать на несколько дней — навестить родных в Аржантане.
Если согласиться с тем, что письмо от 9 июля — одно из двух сохранившихся писем Шарлотты отцу, получается, что, живя у тетки, Шарлотта не писала домой вовсе. Однако главный биограф Шарлотты Корде, Шарль Ватель, утверждает, что до отъезда в Париж Шарлотта написала отцу несколько писем, ибо в письме Барбару она укажет: «Если у отца найдут мои письма, знайте, в большинстве из них набросаны ваши портреты». Как отмечает Ватель, портреты депутатов, созданные Шарлоттой Корде, наверняка отличались от тех, которые приводит в своих «Воспоминаниях» Манон Ролан. Но, видимо, письма девушки утеряны навсегда.
Вечером Шарлотта получила пакет от Барбару. В нем были рекомендательное письмо депутату Деперре и несколько брошюр, предусмотрительно запечатанных в отдельном конверте; мадемуазель Корде бралась передать этот конверт Деперре, чтобы тот распространил брошюры среди сторонников жирондистов.
Письмо Барбару Деперре будет приложено к материалам дела Шарлотты Корде.
«Кан, 7 июля 1793, 2-й год Республики, единой и неделимой.
Мой дорогой и добрый друг, посылаю тебе несколько интересных сочинений, которые желательно распространить.
Наибольшее впечатление должно произвести сочинение Салля о Конституции; при первой же возможности я перешлю тебе побольше экземпляров этого сочинения.
Через Руан я уже отправил тебе письмо, где обратил твое внимание на дело, касающееся одной из наших гражданок; сейчас речь идет о том, чтобы извлечь из министерства внутренних дел кое-какие бумаги, которые ты перешлешь мне в Кан. Гражданка, которая передаст тебе письмо, очень заинтересована в этом деле; мне оно также показалось справедливым, и я без колебаний принял в нем участие. Прощай, обнимаю тебя и приветствую твоих дочерей, Марион и всех друзей. Здесь дело идет на лад, и скоро ты увидишь нас под стенами Парижа».
Взяв пакет, Шарлотта ответила коротенькой записочкой:
«Прощайте, дорогой депутат, я отправляюсь посмотреть в глаза тиранам». Привыкший к высокопарной риторике революционных речей, Барбару не придал словам Шарлотты особого значения.
* * *
Ни Барбару, ни Шарлотта не знали, что 8 июля на основании пространного доклада Сен-Жюста о жирондистах Конвент принял декрет, объявлявший «изменниками отечества» Бюзо, Барбару, Горса, Ланжюине, Салля, Бергуэна, Бирото и Петиона, «поднявших мятеж в департаментах Эр, Кальвадос, Буш-дю-Рон с целью воспрепятствовать установлению республики и восстановить королевскую власть», а также выдвинул обвинения против Жансонне, Гаде, Верньо, Мольво, Гардиена, «уличенных в сообщничестве с теми, кто бежал и поднял мятеж». Теперь рекомендательное письмо, которое увозила с собой Шарлотта, становилось опасной уликой, и если бы его случайно обнаружили, девушку арестовали бы. Но грозное известие до Кальвадоса еще не дошло.
Только через три дня изгнанники узнали, что Конвент объявил их вне закона, а узнав, немедленно ответили: «Терпение, господин кавалер Сен-Жюст, еще немного, и Вы и Ваши друзья из Комитета общественного спасения, а особенно Ваш Марат, будете уничтожены. Да, низкие злодеи, наступает час отмщения; всемогущий народ окружает Вас; топор готов!..» А 13 июля маленькую армию жирондистов под командованием Вимпфена и Пюизе рассеяли и разбили на подступах к городку Верной. Федералистское восстание в Кальвадосе провалилось. В этот самый день Шарлотта вонзила кинжал в грудь чудовища и, как пишет один из историков, искупила нерешительность и поражение Вимпфена.
К блаженству мстить хочу прибавить славу я,
Пусть делу общему послужит смерть моя[66].
Утром 9 июля Шарлотта попрощалась с теткой и, еще раз заверив ее, что едет погостить к отцу, в сопровождении Лек-лерка отправилась на почтовую станцию, держа под мышкой драгоценный сверток с документами: письмом и брошюрами. Помимо паспорта Шарлотта взяла с собой выписку из регистрационной книги, свидетельствующую о ее крещении:
«Двадцать восьмого июня тысяча семьсот шестьдесят восьмого года нами, приходским священником, была крещена Мари Анна Шарлотта, родившаяся вчера у Жака Франсуа де Корде д'Армона и его супруги, благородной дамы Мари Шарлотты Жаклин де Готье. Крестным отцом стал мессир Жан Батист Алексис де Готье де Мениваль, крестной матерью — благородная дама Франсуаза Мари Анна Левайан де Корде; на церемонии присутствовал отец ребенка; документ подписали:
Корде д'Армон, Левайан де Корде, Готье де Мениваль и Ж. Л. Полар, кюре в Линьери».
Позаботившись о документальном удостоверении своей личности, Шарлотта словно говорила всем: «Я не собираюсь скрываться, напротив, я готова ответить за свой поступок, ибо горжусь им».
Впоследствии, вспоминая об отъезде племянницы, мадам де Бретвиль рассказывала, что на столе у Шарлотты она нашла Библию, заложенную на десятой главе «Книги Иуди-фи», там, где говорилось о том, как «возложив на себя все свои наряды» и разукрасив себя, дабы прельстить глаза мужчин, которые увидят ее, Юдифь вышла из города и направилась к палатке Олоферна. «Когда они увидели ее и перемену в ее лице и одежде, очень много дивились красоте ее»[67]. Но, скорее всего, это одна из красивых легенд, которыми окружена короткая жизнь Шарлотты Корде. Вряд ли она уже в Кане знала, что Марат не выходит из дома и ей придется обманом проникать к нему.
Стояла июльская жара, дилижанс в Аржантан отходил в полдень, и Шарлотте удалось уговорить Огюстена Леклерка не дожидаться, пока он отправится. Попрощавшись, Шарлотта села в пока пустовавшую карету, но как только Лек-лерк скрылся за поворотом, вышла из нее и поспешила в здание станции — дожидаться дилижанса на Париж, отходившего в два часа дня. Станционный служитель помог ей перетащить чемодан и закрепить его на крыше почтовой кареты. Открытое лицо Шарлотты и приятные манеры вызывали доверие и внушали симпатию, поэтому она без особого труда находила людей, готовых услужить ей. Зная о парижской дороговизне, она взяла с собой все свои сбережения, но лишнего тратить не собиралась. Высокая, с «легкой, как у птички» (по выражению Эскироса), походкой, она сочетала в себе женское изящество и мужскую уверенность. В прозрачном чепчике с крылышками, в красной юбке и небесно-голубом корсаже она напоминала редкостный цветок, раскрывшийся под лучами летнего солнца. Правда, относительно платья, выбранного Шарлоттой для поездки в Париж, среди биографов существует разногласие, и многие считают, что практичная мадемуазель Корде надела в дорогу длинное коричневое платье и высокую черную шляпу с черными (или все же зелеными?) лентами. Прическу Шарлотты украшала лента ее любимого зеленого цвета.
