драку, если его толкнуть.
Я, конечно, испытывал наслаждение чрезвычайное, но наслаждение это проходило чрез мучение; всё это, то есть эти люди, игра и, главное, я сам вместе с ними, казалось мне страшно грязным [388].
Однажды он много выиграл и вернулся домой с фруктовой корзиной и букетом желтых и красных роз для Анны. Она часто испытывала тошноту, и Федор принес лимоны и сахар, чтобы сделать ей лимонад. Потакая ее аппетитам, нашел икру, французскую горчицу, чернику и рыжики. Даже погрузившись в пучину игровой зависимости, он был без ума от жены. Иная женщина обольщает красотой своей, или там чем знает, в тот же миг; другую же надо полгода разжевывать, прежде чем понять, что в ней есть [389].
Временами азартные игры казались безусловным фактом жизни, вроде того, что рыба плавает; в другое время представлялись отчаянным прыжком к безнадежно недосягаемой жизни. В какой-то момент у них оказалось на руках 166 монет золотом, но, конечно, единственное надежное правило азартных игр заключается в том, что твои запасы стремятся к нулю. К 18 июля у них осталась только одна золотая монета. Федор в пятый раз за несколько часов вернулся к Анне с просьбой дать что-нибудь, что можно заложить. Анна сняла серьги и брошь, которую он подарил ей, долго с грустью смотрела на них, поцеловала и передала Федору. Он затащил ее себе на колени, сообщил, что она добрейшая женщина на всем белом свете, поцеловал ей грудь и руки. Затем отправился играть [390]. Всякое чрезвычайно позорное, без меры унизительное, подлое и, главное, смешное положение, в каковых мне случалось бывать в моей жизни, всегда возбуждало во мне, рядом с безмерным гневом, неимоверное наслаждение, упоение от сознания глубины моей подлости. Сознаюсь, что часто я сам искал его, потому что оно для меня сильнее всех в этом роде [391].
Спустя три часа он вновь проиграл все. Дома упал на стул, закрыл лицо ладонями и зарыдал.
– Я у тебя последнее украл, унес и проиграл! [392]
Анна села на колени перед ним и попыталась утешить, но оба были невыразимо несчастны. Федор сказал ей, что играл в последний раз. Вместе они прилегли на диван, затем сходили за папиросами и переместились на кровать. Федор мысленно перебирал знакомых, которые могли бы одолжить ему денег. В 11 вечера он решил, что единственный возможный выход – попытать удачи на следующий день, в последний раз. Федор сказал Анне, что любит ее неописуемо – любит ее и обожает их будущего ребенка.
На следующий день Достоевский заложил свое обручальное кольцо и потерял деньги. Он провел большую часть дня, бродя под дождем и пытаясь найти кого-либо, кто купит шарф Анны. После ужина он вместо этого забрал и ее обручальное кольцо. Немного отыгрался и вернул их кольца. Ростовщик посоветовал ему не играть больше, но Федор не послушал. К концу недели кольца снова были заложены. Федор заложил и меховую мантилью Анны. Он занял денег у Гончарова, а Анна написала матери, чьи финансы были в едва ли лучшем положении. В свободное время они ограничивались бесплатными развлечениями. Гуляли в саду старого замка, делая частые перерывы, чтобы Анна могла отдохнуть, поднимались по ступенькам к какому-то зданию вроде крепости; потом шли все выше и выше, пока не оказались на вершине, откуда открылся великолепнейший вид на город и лесистые горы. Федор встал на краю обрыва.
– Прощай, Аня, – сказал он. – Я сейчас кинусь [393].
Анна не улыбнулась.
Бедность начинала раздражать. Анна часто плакала, и это терзало Федора. Ее туфли порвались, и они не могли позволить себе купить новые. Ей явно не шли на пользу жара, шум кузницы, дети квартирной хозяйки, которые будили их каждое утро в шесть часов, приступы кашля Федора и его приступы. Одним поздним вечером в начале августа у него был серьезный приступ, во время которого он мог говорить только по-немецки. Анна попыталась устроить его полусидя между кроватью и стеной, но конвульсии были слишком сильными. Он ударился ногой о стену, пока Анна снова укладывала его на двух подушках на полу и расстегивала пуговицы. Губы посинели, и он потерял сознание. Когда очнулся какое-то время спустя, то, все еще дезориентированный, извинился перед ней на французском и надел шляпу, чтобы выйти. Анна настояла на том, чтобы сопровождать его. Потерявший возможность говорить Федор снова и снова целовал ее руку, пока они вместе пили горячий шоколад.
Мать Анны пришла на помощь, выслав 172 франка. Федор немного проиграл, затем выиграл чуть больше. Когда они оплатили пару накопившихся счетов и Федор проиграл еще немного, у них осталось 30 франков. Однажды он выиграл внушительную сумму. Гораздо чаще проигрывал. Анна начала умолять его не возвращаться в казино в тот же день, не ходить туда вовсе, и Федор в бессилии ударил кулаком о стену. Вскоре у них не осталось денег даже на еду, не то что на оплату аренды. Федор заложил часть их одежды и проиграл большую часть денег.
Анна взялась за гадальные карты, но сколько бы раз она их ни тасовала, выпадал гроб, указывая то ли на смерть, то ли на потерю собственности. Однажды Федор признался Анне, что ненавидит ее; в другой раз Анна объявила, что сама идея о том, что он выиграет деньги в рулетку, была смешной. Как-то раз Федор застал Анну у игрального стола и отругал ее, заявив, что любой выигрыш она неизбежно проиграет. Позднее он сказал, что просто хотел уберечь ее от излишнего возбуждения, что не пошло бы на пользу в ее положении.
Когда мать Анны прислала еще одно письмо со 150 рублями, начали планировать отъезд в Женеву. Федора посетила удача, и вскоре у них было уже 1300 франков! Оба, вне себя от счастья, отправились купить сосисок и пончиков. Федор считал, что, превратив эту сумму в 3000 гульденов, они смогут даже вернуть долг матери Анны. Начал делать высокие ставки. Проиграл. Попросил у Анны часть денег, что выслала мать, чтобы выкупить ее брошь, серьги и кольцо. Анна была взволнована, но денег дала. Федор вернулся ночью безутешный, потому что проиграл все.
Решили уехать на следующий день. Анна сопровождала Федора в ломбард, чтобы выкупить их вещи, но он продолжил закладывать их и играть. Вернулся к игральным столам за полтора часа до отхода поезда и через двадцать минут проиграл все, что принес с собой. Анна резко велела ему не впадать в истерику, а помочь
