Пока Штейнхоф и его инженеры объясняли мне их действие, я наблюдал за работой имитаторов, которые испытывали наш механизм управления. Вместо лопастей обыкновенных стабилизаторов, которыми управляли сервомеханизмы, были длинные стрелки, которые двигались по шкале. Я наглядно видел, какой чувствительностью обладал механизм управления. Отклонения и повороты стартового стола, практически незаметные для невооруженного глаза, не успев начаться, тут же «пресекались». Стоило только «ракете» на стартовом столе произвести несколько колебаний, как они тут же затухали, и «ракета» возобновляла движение, заданное гироскопом.
Я внимательно проследил, как имитатор траектории заставлял работать рулевое управление все время горения, и видел, как ракета, получив сигнал, покачивается на курсе. Я решил поговорить на эту тему с фон Брауном и доктором Херманном.
Было уже около полудня, когда я вернулся в административный корпус, где меня ждала неизбежная бумажная работа.
После завтрака я вместе с фон Брауном посетил конструкторский отдел, останавливаясь у каждого кульмана. Фон Браун, как обычно, был полон вопросов и неуемного желания тут же все совершенствовать. Мы обсудили трудности с доставкой наших чертежей на производство и продумали несколько путей преодоления их. Всю дорогу нас как магнитом тянуло в одно место – в группу предварительного конструирования, где под руководством инженеров Рота и Патте наши самые главные мечты и надежды на будущее подвергались первым прикидкам и обретали очертания на больших белых листах ватмана.
Воображение фон Брауна не знало границ. Ему часто казалось, что предмет его неустанных напряженных размышлений уже становился реальностью. Он с восторгом воспринимал любой проект, который обещал гигантский размах, но чаще всего в будущем. Мне то и дело приходилось притормаживать его и возвращать к повседневности. Я заставлял фон Брауна глубоко вникать в суть вещей и явлений и концентрироваться на конкретной задаче, особенно на ее подробностях.
Я знал, что стоило ему в самом деле увлечься каким-то техническим вопросом, и силой его неоспоримого гения ответ будет найден. Он обладал почти невероятным даром извлекать из массы научных данных, сведений из литературы, дискуссий и визитов на предприятия то самое важное, что имело отношение к нашей работе; он оценивал эту информацию, прокручивал ее в голове и использовал в самом нужном месте. Он забывал или, как бесполезный мусор, выбрасывал из памяти все, что не имело отношения к делу.
Сначала он бывал рассеян и расслаблен. Он хватался то за одно, то за другое – но лишь до той минуты, пока ясно не осознавал, чего хочет добиться. Тогда им овладевало упрямство, отвергающее любые помехи или отклонения от цели. И он с неукротимой настойчивостью на полных парах двигался по тому курсу, который считал правильным.
Я испытывал огромное и непреходящее удовольствие, с самой его юности и в течение всех лет нашей совместной работы помогая развиваться способностям этого великого ракетчика. У меня было преимущество нашего близкого знакомства. Я знал его сильные стороны и слабые места, я знал и как он работает, и к чему стремится. Полный твердой решимости добиться успеха, он, как и я, был готов на любые жертвы – лишь бы они помогли проложить путь к нашей цели. Наши отношения не омрачались ни ссорами, ни непреодолимой разницей во мнениях. Мы высоко ценили возможность помогать друг другу.
Здесь, в отделе предварительного конструирования, фон Браун в самом деле мог дать себе волю, потому что именно здесь и рождались наши будущие планы.
С самого начала мы ставили себе цель выйти в бескрайний космос. Для этого были необходимы скорости, о которых до сих пор мы и мечтать не могли. Расстояние и скорости были нашими путеводными знаками – они и определяли наши мысли и действия.
Мы четко понимали, какие перед нами стоят препятствия. Первым делом было создать условия, которые помогут обеспечить успех. «А-4» была всего лишь промежуточным этапом. Мы поставили перед собой цель, творчески решили ее – и, как это обычно бывает, она, реализовавшись, перестала вызывать к себе интерес. Мы хотели добиться большего. Тем не менее условия военного времени ограничивали нас задачами меньшего масштаба.
Нетрудно было убедиться, что эти одноступенчатые ракеты, которым на всем пути приходилось тащить с собой бесполезный мертвый груз в виде пустых баков и тяжелых двигателей, никогда не смогут покрывать значительно более дальние расстояния. Как бы мы ни старались увеличить грузоподъемность ракеты, как бы ни меняли состав горючей смеси, большой пользы это не приносило. Единственным исключением могло бы стать сочетание водорода и кислорода, обладающее теоретической скоростью истекания газов более 3000 метров в секунду. Но в данное время о таком решении и думать было нельзя – из-за трудностей с хранением жидкого водорода. Мало что могло дать и увеличение размеров ракеты. Годы кропотливых исследований самого широкого спектра вариантов горючей смеси, которые проводились в университетах и колледжах, да и наши работы доказали, что все эти старания могут улучшить показатели ракеты процентов на 20, не больше. Нас это не устраивало. Мы хотели покрывать куда более дальние расстояния.
Улучшенный и облегченный вариант одноступенчатой ракеты типа «А-4» с относительно более вместительными баками мог покрыть расстояние 400–480 километров, но главным образом за счет уменьшения полезного груза, то есть боеголовки.
Но почему ракете необходимо идти к земле на скорости около 3200 километров в час? Если мы снабдим ее крыльями и воспользуемся преимуществом высоты полета, изменим траекторию на более пологую, то энергия, которая раньше уходила на то, чтобы делать в земле большие воронки, теперь пойдет на увеличение дальности полета.
Расчеты показывали, что ракета такой конструкции сможет преодолевать расстояние в 550 километров, то есть вдвое больше, чем «А-4». Таким образом, наша ракета станет сверхзвуковым самолетом с полностью автоматизированным управлением. Покинув земную атмосферу, он совершит полет в практически безвоздушном пространстве.
Шел 1943 год. Еще не существовало самолетов, способных летать на сверхзвуковых скоростях. Но еще с весны 1940 года наша аэродинамическая труба успешно использовалась для разработки соответствующего профиля крыльев и для других базовых исследований, нужных конструкторам.
Так на свет появилась «А-9».
Для расчета траектории предельной дальности стрельбы были сделаны сотни расчетов. Планировалось, что максимум скорости ракеты будет равен 4500 километров в час, что она достигнет высоты 19 километров, а километрах в 30 от цели перейдет в плавное пологое планирование. Предполагалось, что, появившись над целью на высоте примерно 5 километров, она резко, как «Fi-103» («V-1»), спикирует вниз.
