«Во время консулата Гнея Ацеррония Прокула и Гая Понтия Нигрина. Постановление граждан Ассоса подписано по инициативе народа:
Так как объявлено о долгожданном для всех принципате Гая Цезаря Германика Августа и мир бесконечно рад этому, каждый город и каждый народ охвачен желанием увидеть бога, и для людей началось самое счастливое время. Было решено советом, римлянами и народом Ассоса направить делегацию из самых уважаемых римлян и греков, чтобы получить аудиенцию, поздравить его и просить его помнить о городе и заботиться о нем, как он сам обещал своему отцу Германику, когда находился в нашей провинции.
Клятва граждан Ассоса:
Клянемся во имя Зевса-спасителя, во имя божественного Цезаря Августа и во имя нашей чистой божественной Девы Полиодской быть честными по отношению к Гаю Цезарю Августу и всем членам его семьи, и иметь друзьями тех, кого он выберет, и иметь врагами тех, кого он будет обвинять. Пусть благополучие сопровождает нас, если мы сдержим слово, а если не будем держать наше слово, пусть случится противоположное. Были выбраны в качестве послов среди граждан следующие: Гай Барий Каст, Сын Гая, трибуна Волтины; Гермафан, сын Зоилоса; Ктет, сын Писистрата; Асхирон, сын Каллифана; Артемидор, сын Филомоса; и, молясь за благо Гая Цезаря Августа Германика, они принесли жертвоприношение Зевсу Капитолийскому во имя нашего города» (Inscrip. Graecae ad res romans pertinentes, IV, 251).
Эти клятвы призваны были вновь задействовать отношения зависимости, прежде существовавшие между городами и Римом, засвидетельствовать лояльность различных общин и империи, как бы придавая подобным взаимосвязям теплоту личных привязанностей. Бесспорно, речь шла об одной из основ власти императора. Собранные вместе, эти клятвы верности, за исключением Ариция, принесены всей семье, а не одному лишь принцепсу. Подобный факт, несомненно, придает передаче императорской власти династическую значимость. Право Калигулы на власть было не просто единоличным решением сената и римского народа об избрании его верховным правителем, но дополнительно легитимизировано клятвами в верности всех свободных людей империи, поддержавших идею монархической власти, утвердившейся при Августе и продолженной 26 июня 4 года н.э. с усыновлением им Тиберия. Недаром отныне именно 26 июня приносились жертвоприношения в честь провидения Августа.
Кроме этого подобные клятвы в честь взошедшего на престол находили продолжение в долговых обязательствах и клятвах в честь гения императора во всех повседневных делах. Вот, к примеру, расписка от 15 сентября 39 года, обнаруженная в Помпеях: заемщик, римский гражданин Гай Нови Ений клянется Великим Юпитером, божественной силой божественного Августа и гением Гая Цезаря Августа (т.е. Калигулы) вернуть в указанный срок 250 занятых им сестерциев (что соответствовало 12,5 золотых монет), в противном случае платить 20 сестерциев за каждый день просрочки (А. Е. 1973, 138).
Так по воле богов и по желанию людей Калигула, чудом избежавший преисподней, обрел в придачу к своему капиталу известности еще и капитал в два миллиарда семьсот миллионов сестерциев, оставшийся после Тиберия и предоставленный сенатом в его распоряжение. Этот чужак, принятый сенаторами в свой круг, поскольку они не смогли предложить иного решения в глазах народа и воинов, обрел в римском аристократическом обществе систему ценностей, с помощью которой он начинает править
II. Калигула и сенаторская аристократия
Спустя четверть века после смерти Августа римский сенат за время принципата Тиберия изменился коренным образом. Почти все, кто окружал Августа, в том числе и те, о ком мы упоминали, скончались. Тиберий в сенате при выборах магистратов освоил сущность политической борьбы. Сенат же отныне укомплектовывал сам себя. Сословие сенаторов, с его льготами и ограничениями, понемногу превращалось в общественный класс. Сенатору необходимо было иметь состояние не менее миллиона сестерциев и безотлучно находиться в Риме. Сенаторы обладали земельной собственностью только в Италии, поэтому они могли много времени уделять делам государственного управления.
Сыновья сенаторов от рождения имели право на почетную карьеру. Звание сенатора постепенно стало распространяться на жену и детей. Обнаруженный недавно в Ларино (Италия) текст, датированный 9 годом н.э., касающийся тогдашнего статуса сенаторов и консулов, помогает лучше понять некоторые свидетельства Тацита и Светония. Текст был составлен до того, как сенаторам и всадникам запретили выступать в качестве актеров в театре или гладиаторов на арене, сохранив за ними почетные места на трибунах. Членам же их семей запрещалось содержать публичные дома, проституток и жигало, так же, как и быть подрядчиками платных зрелищ. Калигула унаследовал политику морального права, получившую одобрение, в частности, всех свежеиспеченных сенаторов, но не старых сенаторских семей, которые не нуждались в поддержке со стороны закона, ибо имели в качестве фактора легитимности своих знаменитых предков и знатное рождение. Столкновение интересов аристократических родов происходило не только в сенате, но и в борьбе за почетную карьеру, право начать политический процесс, за вхождение в окружение принцепса, за доходные должности в провинциях.
Ряд положений американского исследователя Томаса Веблена в его книге «Теория праздного класса» позволяет лучше понять некоторые черты поведения современников Калигулы и, стало быть, искушения, которые поджидали молодого принцепса. Согласно умонастроениям, господствовавшим в античных городах, гражданин должен быть свободен для общественных дел, т.е. для участия в собраниях, советах и магистратурах. Рим, который пользовался аристократической конституцией, связывал доступ в магистратуре и, следовательно, в сенат, состоявший из бывших магистратов, с принадлежностью к первому классу избирательного ценза. Этот же класс имел первенствующую роль, что подчеркивалось Августом, а затем и Тиберием, в народных собраниях центуриатных комиций. Эта свобода в общественной деятельности и была праздностью (otium). Сенаторы теоретически были исключены из сферы предпринимательства, на деле же они были представлены своими вольноотпущенниками, которые, к примеру, продавали на рынке излишки их урожая, вели большую морскую торговлю и предоставляли деньги под процент. Праздность, являясь политической необходимостью, выражалась и в подчеркнуто показном образе жизни, что Веблен, особенно не интересовавшийся античными обществами, описал так, словно он изучал современников Калигулы. Денежное соперничество могло проявляться по поводу финансирования общественных игр, когда магистраты имели право добавлять свои средства к суммам, определенным сенатом. Еще больше отчужденность мира труда и мира наживы наглядно подчеркивала существование многочисленной прислуги, особенно когда речь шла об обслуживании, о приготовлении еды, массажистах, танцорах, музыкантах. Клутор Приск купил 50 миллионов сестерциев, что в пятьдесят раз превышало сенаторский ценз. Можно назвать также показную расточительность земельного пространства, когда владели огромными садами для увеселений в Риме, когда множили число вилл на морском побережье в Кампании, когда устраивали закрытые развлечения в имениях и заповедниках с дичью за крепостной стеной, с садками с живыми муренами, увеселительными лодками, конюшнями с беговыми лошадьми и т.д. Стремились к изысканности в кулинарии и в показных пиршествах. Помпоний Секунд, устраивая обед для Калигулы, подал вино стошестидесятилетней выдержки по непомерно высокой цене. Консуляр Азиний Целер отличился тем, что купил рыбу барабульку ценой 800 тысяч сестерциев, что в два раза превышало имущественный ценз всадника; при этом отмечали, что повар стоил столько же, сколько стоили три коня, а рыба стоила столько же, сколько стоил повар!
