Спустя часа два нам удалось захватить немца, лет 25, переодетого в гражданскую одежду, на двух костылях и без одной ноги (до коленного сустава). Он оборудовал огневую точку на чердаке полуразрушенного 5-этажного дома, где были заложены продукты питания и боеприпасы, винтовка снабжена оптическим прицелом. На допросе немец сразу же признался в том, что он стрелял в советских воинов по меньшей мере 10–12 раз, накануне вечером и сегодня утром. На вопрос, кто ему поручил совершать террористические акты в тылу наших войск, он, не задумываясь, ответил, что это делал по собственному убеждению, так как ненавидит русских и всю свою жизнь посвятит только борьбе с ними. Но мы не позволили ему продолжать это злодейское дело.
Так, Иван Петрович Геривенко, пройдя почти всю войну, буквально за месяц до Победы «выбыл из игры», и отправился в глубокий тыл, в Москву, на излечение. Спустя 4 месяца он вышел из госпиталя и ныне проживает и работает в Москве с боевой отметиной на лбу.
Штурм Кенигсберга и Пиллау
6 апреля начался ключевой этап операции «Бастион» — штурм Кенигсберга.
В военной литературе эта операция многократно и обстоятельно описана, поэтому мне нет необходимости пытаться повторять написанное. Однако, как очевидец этой операции, не могу не сказать о ней несколько слов. За все время войны мне не приходилось видеть ничего подобного. Сначала по Кенигсбергу открыли огонь артиллерия. Несколько часов над городом стоял непрерывный гул, подобно сильнейшему летнему грому. Все вокруг было окутано дымом и пламенем.
Затем непрерывными волнами шли наши бомбардировщики и штурмовики, обрушивая огневые и бомбовые удары на город. Земля буквально содрогалась после каждого удара, хотя мы находились примерно в 2–3 километрах, но все это очень сильно ощущали.
За первый день штурма наша авиация совершила 4758 самолето-вылетов, сбросив огромное количество бомб на город и его крепостные сооружения.
Под прикрытием авиации и артиллерии советская пехота и танки продвигались к центру Кенигсберга, отбивая яростное сопротивление противника. Бои не прекращались ни днем, ни ночью.
Кульминационным моментом был день 8-го апреля. В этот день наша авиация нанесла такой мощный удар по городу, что от него мало что осталось. Было совершено более 6 тысяч самолето-вылетов. Весь город был в огне. 9-го апреля немецкие войска в Кенигсберской крепости капитулировали. Так пала одна из главных цитаделей реакционного пруссачества.
9-го апреля советские войска очищали город от разрозненных группировок немецких войск, не желавших сдаваться.
В этот день мы с начальником войск охраны тыла 3-го Белорусского фронта генерал-лейтенантом Любым Иваном Семеновичем прибыли на двух машинах в Кенигсберг, так как получили данные о неблагополучии в городе.
Город был еще объят пламенем, догорали дома, склады и другие сооружения. На улицах продолжалась беспорядочная перестрелка. Наряду с этим отдельные военнослужащие тащили трофеи, пили спиртные напитки. Видно наступила разрядка после ужасных боев.
Пока мы пытались наводить порядок с помощью введенного полка пограничников, обстановка так изменилась, что мы оказались в огненном кольце, выехать из которого было невозможно. Несколько часов мы провели в огненном мешке, пока нас не вызволили подоспевшие наши войска.
При штурме Кенигсберга было уничтожено около 42 тыс. немецких солдат и офицеров и 92 тысячи взято в плен, захвачено огромное количество военных трофеев.
В ознаменование победы, одержанной под Кенигсбергом, президиум Верховного Совета СССР учредил медаль «За взятие Кенигсберга», которой были награждены все участники боев за столицу Восточной Пруссии, в том числе и автор этих строк.
13 апреля наступление наших войск было продолжено, теперь уже в направлении крупного порта на Земландском полуострове Пиллау. До 26 апреля наши войска полностью очистили Земландский полуостров и тем самым завершили полный разгром немецких войск в Восточной Пруссии. На этом для фронта по существу, закончилась война. Земландский полуостров от Кенигсберга до Пиллау был усеян трупами немецких солдат и искореженной военной техникой. Такого зрелища мне не доводилось видеть за всю войну.
Теперь все наше внимание было переключено к событиям вокруг Берлина. Мы с нетерпением ждали конца войны, который мог наступить только после взятия немецкой столицы.
И вот поздно ночью 2-го мая мы узнали, что Берлин взят, началось ликование солдат и офицеров, возникла стихийная стрельба из всех видов оружия, но пока никаких сообщений об окончательной Победе не было. Такое сообщение появилось лишь 8-го мая. И вновь салют Победы был неуправляем. Стреляли все из пушек и пулеметов, автоматов и пистолетов. Так продолжалось всю ночь с 8-го на 9-е мая.
В эту ночь в моей штаб-квартире собрались все оперативные работники отдела. Был «грандиозный ужин», пили за Победу, за будущую жизнь, за счастье, за встречу с близкими и родными. Но счастье было так велико, что мы не пьянели, точнее мы были пьяными от счастья, что дожили до Победы, пройдя суровые, долгие дни войны.
В эту ночь вспомнили все: и горе от потери друзей, и радость успехов и побед. Забыв о служебных отношениях, мы обнимались, выражая свои чувства уважения друг к другу, а некоторые плакали, не выдержав нахлынувших чувств от переживаемых событий. Каждый из нас тогда мечтал скорее вернуться с Победой домой, увидеть своих, отогреть зачерствевшую душу, приобщиться к мирной жизни и труду.
Я также не был исключением, и полагал, что уж кому-кому, а фронтовикам-то дадут хотя бы отпуск. Но все обернулось совсем не так, как нам казалось. Вот уж поистине «человек предполагает, а Бог располагает».
Вскоре наш отдел перебрался на новое место дислокации в Кенигсберг, где мы заняли ряд небольших (2-этажных) домиков на северной окраине города. В одном из них, на втором этаже, поселился я, а внизу группа солдат охраны и командир взвода Иван Петрович Стрельцов.
В первые мирные дни у нас установился такой порядок. Начальник войск генерал-лейтенант И.С. Любый, заместитель начальника войск по политчасти полковник В.В. Николаев, начальник штаба полковник К. А. Греков и я давали поочередно обед в своих апартаментах. Первый обед дал начальник войск Любый. Второй почему-то пал на меня. Интересно отметить, что тогда все были достаточно молоды и на досуге шалили, как дети. Мой боевой адьютант Иван Петрович, зная, что я в юные годы увлекался спортом, как-то подарил мне две пары трофейных боксерских перчаток. И вот, собравшись у меня, эти ответственные офицеры и генерал устроили настоящий турнир по боксу. Хорошо, что я вовремя остановил, а то дело дошло бы до настоящей драки. Закончив трапезу в моих апартаментах, мы решили пройти по одному гарнизону наших войск, что находился примерно в 2–3 км от дома.
