Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома

Добавлю, что по нынешним правилам обращения с ценными бумагами контролировать рынок методами Кина в наши дни не разрешается.

Кин был самоучкой, его можно смело называть человеком, который сам себя сделал. Правда, по моему мнению, каждый человек сам делает свою судьбу. Он родился в Англии, вырос на тихоокеанском побережье Соединённых Штатов, был ковбоем, погонщиком скота, шахтёром и редактором газеты, пока не приобрёл себе место на рудной фондовой бирже в Сан-Франциско, где нашёл своё призвание.

Он был среднего телосложения, всегда тщательно одевался, но не допускал излишеств в костюме. Его небольшая седая бородка, благодаря которой Кин получил прозвище Серебряный Лис, была всегда аккуратно подстрижена. О непростом прошлом этого человека свидетельствовали лишь довольно крепкие калифорнийские выражения, которым он давал волю в моменты волнения. В такие минуты его и без того довольно высокий голос становился особенно пронзительным, что добавляло его ругательствам дополнительный эффект.

Кин приехал в Нью-Йорк в 1870-х годах, когда Джей Гоулд уже достиг пика своего мастерства в биржевых сделках. Ко времени, когда мы познакомились с Кином, он успел совершить несколько неудачных операций. Но он принимал потери не моргнув глазом. Как-то ему даже пришлось распродать свою домашнюю утварь, но он не искал ни у кого сочувствия и отвергал все предложения помощи.

Кин уделял больше внимания подготовке финансовой кампании и действовал быстрее и был увереннее в её ходе, чем любой другой из известных мне людей. Пока знал, что прав, он был спокоен, очень спокоен. Но когда считал, что в чём-то ошибается, то мог мгновенно взорваться.

Одна из совершённых Кином сделок помогла мне лучше разобраться в людях. Кин исследовал рынок для компании по производству снастей и такелажа, когда понял, что заработки компании не дотягивают до рыночной цены на её акции. Кин быстро прекратил покупать их в интересах своих клиентов и начал распродавать эти акции. Меня тогда впечатлила не только стремительность, с которой он принял такое решение, но и то, что сначала он распродал акции других, а уже потом те, что приобрёл для себя.

В другой раз проводились очень крупные сделки с Американской сахарной компанией. До биржи дошли слухи, что на борту только что зашедшего в порт судна с сахаром-сырцом обнаружилась жёлтая лихорадка. Акции сахарной компании пошли вниз. Но Кин, веривший в эти бумаги, не стал их сбрасывать. Наоборот, он поддержал их, устанавливая на бирже новые заказы.

Когда Миддлтон Буррилл (если читатель помнит, именно он познакомил автора с Кином) спросил у Кина, как отразится на рынке слух о жёлтой лихорадке, последний ответил на это в английской манере:

– Ну, я бы не отнёс это к аргументам дельцов, играющих на повышение.

Кин обычно играл на повышение, то есть был оптимистом в биржевых сделках.

Как-то у Кина спросили, почему он, уже будучи обласкан судьбой, продолжает заниматься спекуляциями на Уоллстрит. Он ответил:

– Почему собака выслеживает тысячного зайца? Вся жизнь – это спекуляция. Дух этой операции присущ человеку.

Кин любил играть в азартные игры. Он являлся владельцем нескольких скаковых лошадей. Фоксхолл, названный так по имени единственного сына Кина, выиграл Гран-при в Париже в 1881 г. Но любимой лошадью Кина была Сисонби, победительница дерби[67] в Кентукки. После смерти Сисонби Кин передал скелет лошади в музей истории природы, где он и был выставлен на пьедестале. Как-то на выставке лошадей Кин внезапно почувствовал приступ ностальгии по Сисонби. С несколькими друзьями он оставил выставку и отправился в музей, где провёл несколько часов, вспоминая о победах Сисонби.

Мне приходилось видеть Кина в конце плохого дня, после стаканчика или двух спиртного. Но и тогда он выглядел элегантным и был уравновешен. Как-то, когда я пожаловался ему, что на бирже выдался особенно трудный день, он обронил в ответ:

– Иногда я ужасно устаю, но потом всё всегда приходит в норму.

Это высказывание стало знаменитым на Уолл-стрит, и многие повторяли его, когда, казалось, всё складывалось против них. Я и сам часто думал над этим в трудные часы, когда, как и Кину, мне приходила мысль «прийти в норму».

Спокойный, уравновешенный характер Кина был противоположностью натуры не только Даймона Джима Брэди, но и Джона Гейтса. Крикливый, шумный и самонадеянный, Гейтс, несомненно, был величайшим азартным игроком, которого я знал, касалось ли это биржи или других сфер.

У него было всё, что нужно для успешного игрока; таких, как говорят, рождается один на миллион. Гейтс, казалось, весь состоит из нервов и одновременно вовсе их не имеет. Под его резкостью и грубостью лежал холодный, смелый и расчётливый ум.

Гейтс начинал свою карьеру, занимаясь продажами. Вероятно, он был типичным коммивояжёром со Среднего Запада – в крикливом жилете, с вычурной цепочкой для часов, с зачёсом волос набок. Продавцом он оставался до самого конца. Если Гейтс не всегда был скрупулёзно точен в нахваливании своего товара, то то же самое можно сказать и о других продавцах, крупных и мелких. Он обладал неограниченной верой в будущее Соединённых Штатов. Как он считал, рост нашей страны превысит самые смелые ожидания. И этой верой он заражал всех окружающих.

Мне нравился Гейтс, и мне было приятно с ним сотрудничать в бизнесе и в других делах. Но я быстро понял, что, когда он кладёт руку мне на плечо и говорит: «Берни, я хочу сделать тебе одолжение», – это значит, что самое время как следует оглядеться. И если Гейтс был в курсе того, что я благоразумно старался принять меры против его заразительного оптимизма – а он, я уверен, будучи человеком с хорошо развитой интуицией, просто не мог не знать об этом, – то это никак не отражалось на наших отношениях.

Любимым местом обитания Гейтса в ресторане «Уолдорф» были бар «Красное дерево» и бильярдная комната. Обычно он всегда был со стаканом в руке, однако если это создавало у кого-то впечатление, что он много пил, то оно было ошибочным. Он не ограничивал себя в еде, но был очень умеренным в выпивке.

Однажды Гейтс помог сурово наказать одну знаменитую сеть внебиржевых маклерских контор. Не берусь сейчас судить, действовал ли он исходя из соображений этики, желания заработать деньги или жажды испытать острые ощущения.

В те дни маклерская контора представляла собой организацию, занимавшуюся исключительно азартными играми, где ставки заключались на повышение или падение цен на Нью-Йоркской фондовой бирже. Перепродажей ценных бумаг там не занимались. Некоторые из наиболее крупных операторов-маклеров, если в отдельных случаях «заказы» были достаточно массовыми, отправлялись на биржу и тем самым заставляли рынок подняться или опуститься, что противоречило интересам клиентов.