Яса — запрет, дополненный биликом (biliq — постановления), — была официально продиктована уйгурским писцам и записана в «Синих тетрадях», к сожалению, утраченных и восстановленных по записям Джувейни и Рашидаддина. Эти законы, которые должны были быть понятны неграмотному большинству, сформулированы лаконично и максимально четко:
«Долг монголов немедленно явиться на мой зов, повиноваться моим приказаниям, убивать, кого велю». «Кто не повинуется, тому отрубят голову». После этого вступления, по меньшей мере безжалостного, уже не удивляет суровая строгость кодекса, соответствующая эпохе. Запрещены под страхом смерти убийство, кража скота, укрывательство имущества или беглых рабов, вмешательство третьего в спор (или борьбу) двоих, конфискация на длительный срок чужого оружия. Супружеская измена, блуд, содомский грех караются смертью. Различные преступления, считающиеся менее тяжкими (изнасилование девушки), караются отсечением руки… Менее серьезные проступки караются штрафом, выплачиваемым натуральными продуктами. Мелкие уголовные преступления наказываются палочными ударами. Чингисхан, хорошо знавший склонность своих современников к пьянству — в частности, собственного сына Угедея, — рекомендует не напиваться чаще трех раз в месяц!
Яса уточняет еще роль женщины в лоне этого патриархального общества: она должна, прежде всего, заботиться о «хорошей репутации своего мужа». Основа ее прав и обязанностей — выполнение домашней работы и верность супругу и повелителю: «Мужчина не может, как солнце, быть одновременно всюду. Нужно, чтобы жена, когда муж на войне или на охоте, содержала хозяйство в таком порядке, что если гонец князя или какой-нибудь другой путешественник будет вынужден остановиться в ее юрте, он увидел бы ее хорошо прибранной и нашел бы в ней вкусную еду: это сделает честь мужу, хорошие мужья узнаются по хорошим женам».
Что сказать о применении этих добродетельных принципов? Плано Карпини, относящийся к нравам кочевников без снисхождения, замечает: «Женщины, в основном, целомудренны. Никогда не слышал, чтобы обсуждали проступок какой-нибудь из них. Мужчины, однако, позволяют себе во время игры говорить непристойности и даже сквернословить. Столкновения между ними, должно быть, редки, если вообще имеют место. Хотя монголы много пьют, они никогда не ссорятся и не заводят драк в состоянии опьянения».
Что касается законов, действующих в военное время, они коротки и ясны:
«Невнимательный часовой подлежит смерти».
«Гонец-стрела, который напивается допьяна, подлежит смерти».
«Тот, кто прячет беглеца, подлежит смерти».
«Воин, не по праву присваивающий добычу, подлежит смерти».
«Неспособный полководец подлежит смерти».
Dura lex[16], скажут… Но во все времена, как и во всех странах, военный трибунал дешево ценил человеческую жизнь.
Применение этого юридического кодекса было вверено Шиги-Кутуху, приемному брату Чингисхана, который получил пост верховного судьи. Этот кодекс со временем будет дополнен и улучшен, но официально его обнародуют только по случаю курултая 1219 года, сразу же после завоевания Северного Китая и покорения Передней Азии.
Великий хан хотел отметить утверждение своей власти событием, открывающим новую эпоху. Яса, реальное воплощение его величия, подтвердила его законность. «Поставив на колени около двадцати народов во имя своего законного права, поборник справедливости захотел найти оправдание своим действиям. Об этом свидетельствует эдикт 1219 года, выгравированный на даосской стеле, воздвигнутой по совет китайского монаха, который воздает должное деятельности хана и заканчивается следующей формулой: «Небо поддержало меня, и я достиг высшей власти».
Яса, правда, всего лишь собрала воедино и закрепила вековые обычаи. Чингисхан — не новатор и не либерал. Но в своем стремлении положить конец анархии, с которой он долго боролся, он сумел освятить родовую и семейную иерархию, регламентировать систему собственности и наследования, придать официальный статус обычаям и нравам, рожденным в степи. Этот кодекс, без сомнения, отражает дух общества монголов-кочевников в начале XIII века: ни один монгол не может отныне не считаться с законом. Яса не идет против обычаев кочевников, она не меняет основ иерархии, прерогатив нойонов, преимуществ отдельных могучих родов, родственных отношений между людьми, связанных узами крови или брака. И тем не менее, в своих жестких рамках она еще теснее сплачивает народы, близкие по образу жизни, языку, традициям.
ПОХОДЫ В ТАЙГУ
Народы степи были почти все подчинены Чингисхану, но некоторые тюрко-монгольские народности, кочевники или полукочевники, на севере современной Монголии еще сохраняли свою независимость. Речь шла о лесных народах, покупавших или выменивавших кожи, дичь и различные предметы кустарных промыслов у пастухов. Одним из самых значительных племен этих охотников-сборщиков были ойраты, родственные бурятам, существующему ныне в Сибири признанному национальному меньшинству.
Ойраты жили к западу от необъятного озера Байкал, в огромных хвойных лесах (что говорит о близости севера), где водился пушной зверь (медведи, соболи) и некоторые породы оленя, распространенные в холодных областях (олень-марал, мускусная лань). Ойраты охотились на них и питались также съедобными ягодами, которые находили во мхах и лишайниках.
«Они не живут, как другие монголы, в юртах из войлока, — пишет автор персидской хроники, — они не держат скота, а живут охотой в своих необъятных лесах и относятся с глубоким презрением к пастушеским народам. У них нет другого дома, кроме хижины, сложенной из веток и покрытой березовой корой. Зимой они охотятся по снегу, привязывая к ногам ракетки и держа в руках палку, которую они погружают в снег, как лодочник погружает свой шест в воду».
Ойраты не представляют подлинной опасности для степных скотоводов, но они могут помочь Чингисхану в военных походах, поставляя людей, дичь, лес или меха. Хан поручает своему брату Джучи-Казару привести ойратов к покорности. По возвращении Джучи приводит с собой многих вождей племен, принесших драгоценные дары: шкуры черного соболя, меха выдры, бобра и горностая, ловчих птиц. Один из ойратских вождей Хутука-Беки предлагает немедленно поступить на службу к монгольскому хану и обязуется собственноручно привести к нему своих людей. Удовлетворенный столь быстро заключенным союзом Чингисхан проявляет свою признательность: двум сыновьям своего нового возможного союзника он предлагает двух принцесс крови, одна из них — его собственная внучка, рожденная от его сына Толуя. Этот брачный союз скрепил сотрудничество с лесными монголами из «страны Сибири».
