16.10.52 г.
Изуленька! Любимая, хорошенькая моя, здравствуй!
Получил письмо твое и решил ответить сначала.
Во-первых, Изонька! Родная ты моя, зачем опять ты говоришь о злополучном Доме актера — ты в нем не будешь никогда и думать перестань об этом.
Во-вторых, в части работы и семьи, я мыслю так: одно другому не должно мешать. Плохой тот семьянин, кто забывает все, кроме своей работы, и грош цена тому, кто знает только семью и больше ничего. От коммуниста, например, требуют, чтобы он был примером не только в обществе, но и в семье. И за сознательные ошибки, допущенные как в первом, так и во втором случае его бьют и жестоко, без пощады.
Необходимо в себе иметь настолько силы, чтобы уметь все сочетать и чтобы общественные и личные интересы не были помехой друг другу.
А это не так уж трудно, так кажется мне сейчас, и, судя по многим жизненным примерам, я думаю, что не ошибаюсь. И, в-третьих, как тебе, Изулик, не стыдно так писать, зачем ты пишешь так.
Люблю тебя я не за «глазки», а за внутренность твою, за ум твой светлый и за душу открытую, простую и чистую. Понятно тебе: сколько раз об этом можно говорить.
Изонька! Дописываю уже вечером, прервали тогда меня.
…
Сейчас вернулся от зубного врача, пилил он зуб мне, из-за чего и в Дом кино я не успел. Целых часа 3 был у него, испытывая адские боли. Самое страшное на свете — это зубы, честное слово. Изульчик! Ты понимаешь, я пришел и опять увидел на столе твое письмо — спасибо, милая моя, большое пребольшое.
Изуленька! Солнышко ты мое, какая же ты хорошенькая у меня, ведь ты же для меня все, понимаешь ли ты это? Ведь когда нет от тебя писем, я хожу как шальной, со всеми ругаюсь (не зло, конечно), и теперь уже в квартире знают все, что если я не разговорчив, значит не получил письмо, и все смеются надо мной. Бездушные они — Изонька! А почему вдруг Асе захотелось прочесть мои письма? Ну если хочет, пусть читает, мне все равно, ты можешь дать ей, причем эти письма твои. А что Ася из простой крестьянской семьи — это не значит, что у нее бедный духовный мир, духовно она может быть в 10 000 раз богаче сотен Васильков, взлелеянных на пухе и в высшем свете.
Большой + для нее, что она имеет такую цель. А письмо, я думаю, гораздо лучше послать по почте, если его необходимо писать. Но что проку в этом?
…
А после с часок «Тегеран» почитал, вторую книгу, сильная вещь, в ней описывается еще начало борьбы в Иране за нефть между американскими и английскими жуликами. Кстати, сейчас только сказали по радио, что дипломатические отношения между Англией и Ираном порваны. Стало быть, американцы стали хозяевами полностью. А я как раз прервался на том, когда еще только начиналась борьба монополии между Америкой и Англией, да и Гитлер там нос не вешал, 33–34 годы. Замечательная книга. И о людях там много хорошего пишется. Есть там одна девушка, Сурия, она из богатой семьи, влюбляется в одного молодого доктора Азади, великого революционера своей страны, который посвятил свою жизнь борьбе за национальную независимость своей страны.
И она, не взирая ни на что, говорит ему, что его любит и готова идти с ним куда угодно. В то время как всех людей, которые встречались с Азади, заносили в черный список. А как чудесно она описана, ведь ей свободно было можно порхать голубкой во всех шахских дворцах, иметь поклонников по 10, не меньше, каждый день. Прочти, Изулька, эту книгу.
Изуленька! Сегодня уже 17-е, ведь скоро мы опять с тобою будем вместе, как хорошо-то, милая моя.
Как я хочу тебя увидеть, расцеловать, да так, чтоб никуда ты не могла потом уж убежать. Одни мечты… Как скучно одному мне, Изонька, весь разговор, все думы лишь о тебе.
…
Р.S. А на улице снег идет, все покрылось белой пеленой. А в январе дождь будет, определенно. * * *
17.10.52
Славка! Гадостный, здравствуй!
Наконец-то сегодня, после 5 дней я, НАКОНЕЦ! получила от тебя письма. Эх, ты… А впрочем, дело твое. Но ко всему еще ты ненормальный, потому что пишешь такую чушь: я к тебе охладела! Господи, как подобная глупая мысль могла попасть тебе в голову? А за мою резкость прости, ведь не всегда человек бывает мягок, ты ведь сам пишешь, что ничего нет идеального, а я и не собиралась скрывать перед тобой свои недостатки. Вот! Славка! А когда я читала твои восторженные строки о встрече с Александровым, я была очень довольна одной вещью. Дело в том, что ребята не очень щедры на подобные восторги, а ты молодец, искренно воспринимаешь все то, что тебе нравится, а знаешь что? Я тебя за это еще сильнее люблю. Ох! Славка! Если бы ты знал, чту ты для меня. Это чувство не передашь словами на бумаге, я это чувствую, а главное и понимаю, что ты для меня вся радость жизни. Нет! Это не слова, трудно говорить об этом. Но столько нежности и любви к тебе у меня, что с моей душой происходит что-то непонятное. И все-таки и эти слова не те слова — нет! Этого не напишешь. Ты родной мой, понимаешь, тебя нельзя ничем оторвать от моего сердца. Запомни это и опять буду говорить: Учти, запомни, ясно?!!!!
…
И вообще ты, наверно, замечаешь, что у нас все дни кошмарные. А вчера мы занимались 10 часов по расписанию, 6 часов теоретические занятия, а 4 часа — танец. Очень, Славка, это утомительно, особенно 4 часа танца, ужасно. У нас все очень подвижные танцы: русская кадриль, гопак, испанские, а еще станок… Очень устаем. Так что к 7 часам мы все были «молодыми красивыми трупами». Да еще я пела в 8-м часу, а потом еще репетировали до пол-одиннадцатого. Но вчера все-таки у меня было небольшое удовлетворение от вечерней репетиции. Стали с Таллисом «Медведя» репетировать, прошли раз, и ничего… пусть. Он расстроился, и вдруг мне почему-то захотелось по-другому выйти к нему и задать ему вопросы. Я его отправила на место, видно я так загорелась, что Таллис покорно сел и… знаешь, Славка! пошел-пошел отрывок. Я ничего не играла, я просто просила его оставить мой дом, а он начал злиться, по-настоящему. Я это видела и была безумно этому рада, просто торжествовала, что он зол. Так шло до половины, а потом происходит перелом, и я его лично почувствовала, а как потом выяснилось, Талис в конце ничего не чувствовал.
Но это не важно, было бы начало, а оно есть.
…
А потом произошел «конфликт». Только мы кончили в 9.30 репетировать с Таллисом, пришла Рита и говорит: «Сходи, Иза, пожалуйста, за Нищёнкиным, нужно репетировать «Доходное место», а он вот уже 2 часа один на один любезничает в пустой аудитории с Надей». А он действительно поступает очень нехорошо, взял с ней отрывок из «Дяди Вани» и ты думаешь, что он с ней репетирует? Они под маркой репетиции пропадают часами одни, а дверь закрыта на крючок. Ужасно! Но я его нашла, привела и только начали, вдруг врывается Зиновьев и хватает меня за руку и утаскивает на репетицию «Вишневого сада», и тут началось: Зиновьев меня тянет в одну сторону, а Ритка с Артуром в другую, ругаются, кричат, потом Валька Зиновьев позвал Артура поговорить один на один. Господи! Ну что это такое?
