Через некоторое время Андрей в звании секунд-майора был направлен в Оренбургский гарнизон, откуда затем был переведен в Симбирск.
Второй сын Рычкова, Василий, после окончания Московского университета служил в Казанском полку, где и средний сын Иван. Четвертый сын, Николай, находился в Пензенском пехотном полку.
Рычков прилагает немалые усилия, выискивает все средства для образования детей. «Мое желание в рассуждении вас, — пишет он, обращаясь к сыновьям, — всегда состояло в том, дабы вас в добром воспитании и учении содержать, к чему крайнюю мою возможность употреблял и употреблю».
Петр Иванович вспоминает при этом своих родителей, которые были бедны, не оставили ему в наследство никакого богатства. «Однако то выше всякого богатства почитаю, — замечает Рычков, — что они о воспитании моем крайне прилежали и в те самые времена, когда недостатки и бедствия их угнетали».
Рычков обыкновенно откладывал все свои дела, когда дети нуждались в его помощи и внимании. Не мешкая, бросался он в дальнюю дорогу в Москву либо Петербург, где хлопотал за них, никогда не допуская при этом каких-либо поблажек для них, строго советуя им «не нажитков и богатства искать, а простираться в честности и добродетели исполнением должностей по званию вашему; в том-то на свете истинное и совершенное благополучие, також и в спокойствии духа состоит».
Бывая почти каждый год в Москве и Петербурге, брал с собой кого-нибудь из своих детей или жену. Поездка отнимала у него два-три месяца, но Петр Иванович в Спасское возвращался обычно удовлетворенным: и свои дела успевал уладить, и за детей похлопотать. «Декабря 8-го числа выехал я из села Спасское в Москву с детьми моими Иваном и Николаем, чтоб по вышеописанным заводским делам, а особливо о напрасно чиненных от Исетской провинциальной канцелярии вычетах, в Государственную камер-коллегию произвести просьбу, да и о помянутых моих детях для способности к их содержанию из Троицкого драгунского переписать в Ревельский драгунский полк…»
В автобиографических «Записках» Рычков отмечает наиболее важные события в жизни своих детей, радуется и огорчается вместе с ними, всегда измеряя деяния каждого величиною пользы, принесенной Отечеству. Он против того, чтобы дети не сами, а за счет авторитета отца добивались в жизни благ. «Вам мною тщеславиться не велю и весьма запрещаю», — дает Рычков наказ.
Ничто столько не ослабляет силу законов, как их неисполнение.
И. Лопухин, сенатор.
16 августа 1760 года Елизавета Петровна издала указ, в котором попыталась беспристрастно оценить положение в стране.
«С каким мы прискорбием по нашей к подданным любви должны видеть, что установленные многие законы для блаженства и благосостояния государства своего исполнения не имеют от внутренних общих неприятелей, которые свою беззаконную прибыль присяге, долгу и чести предпочитают, — говорилось в указе. — Сенату нашему, яко первому государственному месту, по своей должности и по данной власти давно б надлежало истребить многие по подчиненным ему местам непорядки, без всякого помешательства умножающиеся, к великому вреду государства… Всякий сенатор по своей чистой совести должен представить о происходящем вреде в государстве и о беззакониях, ему известных, без всякого пристрастия, дабы тем злым пощады, а невинным напрасной беды не принесть… подозрительных судей сменять и исследовать и паче всего изыскивать причины к достижению правды…»
Для такой государственной службы людей с чистой совестью найти было нелегко. Императрица вспомнила про знаменитого оренбургского губернатора Ивана Ивановича Неплюева, которого хорошо знала еще по отзывам своего отца Петра Первого. Вскоре же она пригласила его в Петербург, назначив сенатором и конференц-министром.
С отъездом Неплюева из Оренбургского края Рычков лишился поддержки влиятельного, авторитетного администратора и дипломата, мудрого человека, склонного к наукам, просвещению и землеустройству.
В Оренбург прибыл новый губернатор Давыдов, который не нашел к себе расположения не только оренбургского общества, но и самой императрицы. Вскоре Екатерина II сменила его, послав в Оренбургский край губернаторствовать тайного советника, известного при дворе Дмитрия Васильевича Волкова, «облекая его полною своею доверенностью». Недавний конференц-секретарь, президент Мануфактур-коллегии Волков не очень-то обрадовался такому назначению, пытался подсказать, что такая должность сподручнее генерал-майору Тевкелеву, магометанину, превосходно знавшему Оренбургский край.
Но императрица не приняла отговорку, и Волков вынужден был ехать был ехать в Оренбург.
Когда от него потребовали отчет о работе Илецкого соляного рудника, он сообщил, что эта соль самая лучшая в мире. Однако комиссия Главной соляной конторы сделала заключение, что хотя илецкая соль взаправду хороша, но доставляется перемешанною с пылью и грязью, отчего промысел несет убытки. Волкову было велено выехать в Илецкий городок, неподалеку от которого располагался рудник, осмотреть его и составить экстракт о соли: «В каком она состоянии, сама ли собою нечиста или дурной вид ее произошел на пути от небрежения».
У Рычкова к тому времени имелись описания илецкой соли, которые он использовал в «Топографии Оренбургской», но с сочинениями местного ученого новый губернатор решил не знакомиться.
В своих «Записках» о Давыдове и Волкове почти не упоминает, видимо, по той причине, что в шестидесятые годы он, получив освобождение от должности заведующего губернской канцелярией, находился, что называется, на вольной творческой работе и не общался с новыми губернаторами. Те, в свою очередь, не жаловали его своим вниманием. Об этом можно догадываться, читая письма Рычкова к Миллеру, в которых он просит прислать ему из Академии наук формальную бумагу, которая помогала бы ему исполнять ученые поручения.
На повторное предложение Миллера взяться за написание географии России Рычков весной 1763 года ответил, что для такого огромного труда потребуется множество материалов, доступ к которым у него ограничен; к тому же собирать их местные власти ему не помогают. «Ныне в Оренбурге обретающийся вице-губернатором, не чаю, чтобы он мне со своей стороны доставлял к тому хорошие способы, хотя он мне весьма знаком». Когда Рычков послал Волкову письмо и только что опубликованную в журнале «Оренбургскую топографию» с автографом, тот даже не прочитал ее, а на письмо не ответил.
