расследовать убийство миссис Макгинти («Миссис Макгинти с жизнью рассталась»), он, аккуратист и чистоплюй, искренне страдает от пыли на книжном шкафу, от сломанных пружин дивана, от облезлых кресел, дешевых обоев, от зиявшего дырами дешевого ковра и нелепых безделушек на каминной полке. Страдает не столько даже физически, сколько эстетически.
Вооруженных преступников Пуаро не боится – он фаталист, при этом очень заботится о своем здоровье, мнителен: «Всегда существует опасность подхватить простуду». Роман «Миссис Макгинти с жизнью рассталась» начинается с того, что Пуаро, выходя из ресторана, «поднял воротник пальто скорее из благоразумия, чем по необходимости». «В моем возрасте лучше не рисковать» [43], – не раз внушает он собеседнику, а заодно и самому себе. Да, суперменом, героем-одиночкой, выступающим, как это принято в блокбастере или вестерне, против всех, его никак не назовешь. Пуаро – натура творческая, до грязной работы он не опустится, «ползать по полу в поисках доказательств» (как сам он однажды выразился) он не станет. В этом смысле Пуаро – не чета кропотливому, деятельному Клоду Лебелю, противостоящему матерому киллеру Шакалу в одноименном романе Фредерика Форсайта. Или такому же, как и Лебель, трудяге-оперативнику Роджеру Уэсту по кличке Красавчик из «крутых» бестселлеров Джона Кризи, автора 560 (!) криминальных романов – абсолютный мировой рекорд.
Сторонится, как и его создательница, публичности, вместе с тем амбициозен, хвастлив, знает себе цену: «Таких, что не слышали об Эркюле Пуаро, – нет»… «Если я возьмусь за это дело, я дойду до конца»… «Эркюль Пуаро – не из тех, кто терпит поражение». Любит громкие фразы: «Ни самое лучшее и самое сухое шампанское, ни самая соблазнительная и златокудрая женщина не в состоянии воздействовать на выводы, к которым приходит Эркюль Пуаро». Хвастлив и очень любопытен: «Не было ничего, ни малейшего отрывка незначительной сплетни, которым бы он не интересовался» («Убийство в Месопотамии»).
Знает, вместе с тем, и свои слабые места, умеет посмотреть на себя со стороны: «Мне всегда хотелось блеснуть, сразить наповал – водится за мной такая слабость» [44]. Вот уж чего нет у его антипода, скромнейшей и незаметнейшей мисс Марпл; «блестеть», сражать наповал – не в ее обыкновении. Есть у Пуаро и еще одна слабость: бельгиец, спору нет, готов противостоять злу; но вот готов ли он, подобно Джеймсу Тайрону из «Ставки на проигрыш» Дика Фрэнсиса или адвокату Перри Мейсону из романов Эрла Стэнли Гарднера, рисковать жизнью, – поручиться нельзя.
Любит поучать, ставить себя в пример:
«Надо действовать методично».
«В любом убийстве есть мотив».
«В нашем деле без фантазии не обойтись».
«Во всем нужен образцовый порядок».
«Всё можно сделать простым, если аккуратно расположить факты».
«Не вредно иногда прибегать к услугам серых клеточек».
«Не будьте так уверены, что эти мертвые предметы всегда молчат; со мной они – кресла, столы – иногда говорят».
Охотно делится с собеседником своим методом расследования:
«…Объясню вам, каким образом следует подходить к вопросу. Сначала я убеждаю себя в том, что все здесь невиновны. Затем я отыскиваю убийцу где-нибудь в другом месте».
Поучает, но моральный приговор преступному миру, с которым находится в состоянии постоянного конфликта, никогда, в отличие от Лу Арчера из романов Росса Макдональда или Альберта Сэмсона и Лероя Паудера, героев полицейского романа англо-американца Майкла Луина, не выносит.
Философствует, причем нередко опускается до банальностей:
«В жизни всё повторяется гораздо чаще, чем можно подумать. Море бесконечно более разнообразно…» [45]
«Каждый из нас – загадка, клубок противоположных страстей, желаний и склонностей». («Смерть лорда Эджвера»)
«Опасность всех нас подстерегает. Несчастье всегда терпеливо ждет своего часа».
«Умственная деятельность – это так интересно, так стимулирует! Функционирование маленьких серых клеточек доставляет интеллектуальное наслаждение». («Смерть лорда Эджвера»)
«Людям свойственны перепады в настроениях, в мнениях». («Миссис Макгинти с жизнью рассталась»)
«Пробиваться к свету приходится через тьму».
Не устает повторять, что офицер полиции он в прошлом, – теперь уже не профессионал, «хотел дожить свои дни на покое», но вынужден раскрывать преступления, «пробиваться к свету через тьму», из врожденного чувства долга, справедливости. Тут великий и непревзойденный, по обыкновению, льстит себе и немного лукавит: преступления он раскрывает главным образом потому, что «времени у меня сверх меры». Потому, что, отойдя от дел и поселившись в пригороде, он мучается от безделья: «Думал, буду выращивать кабачки…»
В отношениях с полицией, Скотланд-Ярдом у Пуаро нет той «гармонии», того взаимопонимания, как у лорда Питера Уимзи, сыщика и ироничного светского денди из романов Дороти Сейерс. Английская полиция, Скотланд-Ярд Эркюля Пуаро – как в свое время и Шерлока Холмса – недолюбливают: «В любителях у нас нет никакой нужды». Не было бы, если б полицейские инспекторы «с проницательными, но честными глазами и незыблемыми моральными устоями» [46], которые всегда знают, как поступить, почаще докапывались до истины. Если б в полиции служили такие профессионалы оперативно-разыскной работы, как, скажем, старший полицейский инспектор Реджинальд Уэксфорд из романов Рут Ренделл. Но уэксфордов – раз-два и обчелся, поэтому без таких, как Пуаро, никак не обойтись.
Недолюбливают и делают вид, что им от Пуаро ничего не надо, при этом «бесцеремонно эксплуатируют мозг Пуаро» и стараются ему польстить – вполне лицемерно. Недолюбливают за «раскрываемость» убийств, которая таким, как мистер Куин, как рассыпанные по романам Кристи полицейские инспекторы Спенс, Нил, Джепп, Нарракот, полковник Рейс, и не снилась. Обращаются к нему в самых крайних случаях – и «самых крайних» более чем достаточно. Пуаро же, напротив, к полиции (на словах, во всяком случае) вполне лоялен: «Большинством своих успехов я обязан полиции». Лоялен и к англичанам: «Я восхищен англичанами».
По-английски говорит бегло, но порой допускает смешные, досадные ошибки: «Вы собираетесь на лошадиные гонки?» Вместо «оступились» говорит «наступились». И при этом то и дело вставляет французские словечки – пусть не забывают, что он не здешний. На французский переходит, когда волнуется, что случается редко, или сердится, что бывает еще реже; даже если чем-то очень недоволен, виду не подаст.
«Почему вы иногда говорите на превосходном английском языке, а порой нет?» – спрашивают Эркюля Пуаро в романе «Драма в трех актах» (1934).
«Друг мой, – отвечает Пуаро, – разговор на ломаном английском языке имеет свои преимущества. Люди начинают вас презирать. Они говорят: “Иностранец, даже не умеет правильно говорить по-английски…” Но таким путем, как видите, я избавляю людей от настороженности».
К творчеству «знаменитых мастеров детективной беллетристики» относится весьма скептически, предпочитает английскую поэзию. Ни Эдгар По, ни Уилки Коллинз ему не по душе, о чем он написал целую книгу, где авторитетно, со знанием дела анализирует просчеты великих сыщиков. О своем собственном отношении
