«Детишки Федора Ивановича очаровательны, особенно один мальчик, удивительно похожий на отца (имеется в виду Федя. — И.Б.) — то же лицо, те же размашистые жесты…
Забавное впечатление производит маленький Шаляпин: он так же экспансивен, как отец, — то и дело напевает, ласкает сестер, брата.
Знакомые уверяют, что к нему перешел талант отца».
Но самого Шаляпина редко можно было увидеть в кругу семьи. Обычно он появлялся в компании знакомых, друзей. Иногда — очень редко — на фотографиях рядом с ним оказывалось лицо красивой, уверенной в себе женщины: г-жа М.В., г-жа Н. (госпожа никто!). Это была темная сторона жизни Шаляпина, о которой мало кто догадывался, о которой не принято было говорить.
Несмотря на то что у Шаляпина и Марии Валентиновны было уже две дочери — Марфа (1910) и Марина (1912), — Мария Валентиновна по-прежнему оставалась на непонятном положении полулюбовницы-полусодержанки. Но девочки благодаря Иоле Игнатьевне носили фамилию Шаляпина.
Секрет долговечности их отношений заключался в том, что Мария Валентиновна мирилась с тем, с чем Иола Игнатьевна в силу своего характера и воспитания мириться не могла. Она смотрела сквозь пальцы и на измены Шаляпина, и на многие его непредсказуемые поступки. Но Шаляпин был ей нужен, любой ценой она должна была удержать его возле себя, и ради этого всегда нужно было быть ласковой, любящей, всепрощающей… Помогало этому и в высшей степени благородное поведение Иолы Игнатьевны. Она делала все возможное, чтобы оградить Шаляпина от скандалов и шантажа, которому он время от времени подвергался, и одновременно давала ему полную свободу, не создавала никаких препятствий для его жизни с Марией Валентиновной. Иола Игнатьевна без меры одаривала Шаляпина благодеяниями, не требуя ничего для себя. Единственное, о чем она просила его, не забывать своих детей. Но это была сущая малость по сравнению с теми жертвами, на которые шла она.
В 1909 году Шаляпин и Мария Валентиновна жили в Петербурге, снимали три меблированные комнаты в доме № 10 по набережной Крюкова канала.
В 1910 году Шаляпин много гастролировал по России, а в 1911 году, вернувшись из-за границы после всех волнений, пережитых в связи с историей с коленопреклонением, и встретив в Москве (не в последнюю очередь благодаря Иоле Игнатьевне) хороший прием, он, видимо, решил держаться подальше от официального, придворного Петербурга и начал обустраиваться с Марией Валентиновной в Москве.
Возникла неловкая ситуация. В городе, где все хорошо знали Иолу Игнатьевну, появилась вторая семья Шаляпина. Иола Игнатьевна вынуждена была прибегнуть к мучительному для нее объяснению:
«Необходимо, чтобы ты наконец знал все, что происходит в бедной моей душе… Я потеряла всякую надежду на что-либо хорошее, потому что меня совершенно оставило провидение…
Моя несчастная старая мать не знает даже четверти того, что происходит со мной. Во-первых, я не хочу, чтобы она возненавидела тебя, и, кроме того, не хочу отравлять еще больше последние годы ее жизни. Все, что я выстрадала с того момента, как встретила тебя, и в особенности в последние пять лет, ты понять не можешь просто потому, что ты никогда не любил, нет, Федя, ты никого не любил, кроме себя самого. Впрочем, я это прекрасно понимаю, у тебя даже нет времени заниматься всеми этими ничтожными людишками, которые страдают или не страдают около тебя. Это тебя интересовать не может, ты надо всеми, ты знаменитость, кое-кто даже называет тебя гением, поэтому человек, который достиг таких высот, превзошел всех, поскольку природа богато одарила его, так наслаждается лестью искренней и неискренней, что ему, конечно, кажется ненужным и бесполезным хотя бы на одну минуту задуматься о жизни бедной женщины, которая живет рядом с ним и которая имела несчастье встретить и честно полюбить его…»
И сейчас, пять лет спустя, Иола Игнатьевна никак не могла примириться с тем, что Шаляпин своими руками разрушил их семью, променял ее на женщину совсем других, менее благородных качеств. Но больше всего ее по-прежнему оскорбляло его равнодушие, пренебрежение к ней…
«Послушай, Федор, можно причинить зло, но можно это сделать гуманно, или, лучше сказать, можно быть гуманным, даже причиняя зло… Ты же не имел ко мне, бедной, ни малейшего уважения, нисколько не думал обо мне и мучил меня всеми возможными способами… Клянусь тебе всем святым, что есть для меня в мире, что я больше никогда не заговорю с тобой об этом, но при одном условии — эта синьора не будет жить в Москве. Вне Москвы вы свободны, как птицы в лесу, в Москве я имею право жить на благо моих детей, для которых я теперь жертвую всей моей жизнью, поскольку люблю их по-настоящему».
Но, конечно, не только забота о детях диктовала ей эти строчки. Для нее невыносимо было видеть эту женщину, разрушившую ее семью и отнявшую у нее Шаляпина. Ведь несмотря на все пережитое, Иола Игнатьевна не перестала любить его. Он был ей так же дорог, и она по-прежнему была верна и предана ему. Да, теперь она понимала, что совершила много ошибок. Она расплачивалась за них сполна. Но наказание за ее неопытность в прошлом было несоизмеримо, чудовищно жестоким… Не случайно в конце письма она написала: «Если я и мучила тебя, то только потому, что любила тебя слишком, слишком сильно!!!»
Она поставила несчетное количество восклицательных знаков…
Иола Игнатьевна отстояла свое право жить в Москве. Марии Валентиновне пришлось уехать в Петербург.
Их жизнь снова покатилась по накатанной колее. Иола Игнатьевна продолжала нести терновый венец звания госпожи Шаляпиной, смиряясь с тем, что изменить ничего уже было нельзя, и прощая Шаляпину все новые и новые обиды. Ее дом на Новинском бульваре хорошо знала вся Москва. «Знаменит бульвар Новинский тем, что я на нем живу…» — начиналась знаменитая эпиграмма на Шаляпина. Этот дом притягивал к себе какой-то удивительной теплотой, доброй и дружеской атмосферой. В нем во время приездов Шаляпина между гастролями собиралось избранное московское общество, друзья и знакомые Шаляпина. Все они очень любили Иолу Игнатьевну. Многих из них она знала еще со времен Частной оперы Мамонтова.
Одним из тех, к кому Иола Игнатьевна всю жизнь питала глубокое уважение и почтение, был Сергей Васильевич Рахманинов, которого с Шаляпиными связывали долгие годы тесных дружеских отношений. Незабываемым было творческое содружество Шаляпина и Рахманинова. Своего друга Шаляпин обожал, испытывал к нему безграничное уважение и даже побаивался его. (Иола Игнатьевна утверждала, что Рахманинов был единственным человеком, которого Шаляпин боялся). Во всяком случае слово Рахманинова всегда было для Шаляпина законом.
