В 1246 году, возвращаясь на Русь из поездки в Каракорум, к правителю великой империи монголов, умер князь Ярослав Всеволодович[73]. Тогда и его сыну Александру пришлось первый раз «поехать в татары». Визитом к Батыю его мытарства не закончились. Пришлось отправляться в Каракорум. Вернулся князь, по разным свидетельствам, лишь в 1249-м или даже 1250 году, и «бысть радость велика в Новегороде». Вместе с ним возвратился и брат Андрей.
Источники глухо доносят до нас отголоски борьбы за великокняжеский престол, разгоревшейся после кончины Ярослава. Недолгое время в стольном граде Владимире удерживался дядя Александра Невского — князь Святослав Всеволодович. Затем великим князем стал младший брат Александра, Михаил Хоробрит. Потом другой младший брат, Андрей. К верховной власти он пришел не по старшинству, минуя нескольких претендентов, которые имели больше прав на престол. Пока Андрей распоряжался во Владимире, Александр, получивший от монголов княжение в Киеве и Новгороде, планировал наладить дела в далеком Киеве. Но там царили разор и безлюдье, так что планам его не суждено было осуществиться. К тому же в 1251 году его настигла тяжелая болезнь, от которой князь едва не скончался. Выздоровев, он отправился к хану — добиваться великого княжения на всей Руси. Выслушав Александра Ярославича, татары его отпустили «с честию великою, давши ему старейшинство во всей братьи его». К тому времени младший брат успел сделать непоправимую ошибку. Андрей Ярославич не умел уживаться с ордынцами и отказался служить хану. А значит, и выплачивать дань.
Прежде рассказа о том, что произошло после этого его шага, следует сделать важное отступление. Монголо-татарское иго часто воспринимают как сплошное мирное время от нашествия Батыя до битвы на поле Куликовом. Это совсем не так. В 140-летнем промежутке от первого события до второго уместились десятки жестоких столкновений между русскими и ордынцами. И сколько было нанесено по Руси ударов, иногда более сокрушительных, чем во времена Батыя! Каждое новое вторжение оставалось в народной памяти: «Неврюева рать», «Дюденева рать», «Ахмылова рать», «Федорчукова рать»… за каждым таким словосочетанием — горящие города, тысячи убитых и угнанных на чужбину русских.
Так вот, в 1252 году на Владимирскую Русь за непокорство и строптивость великого князя Андрея Ярославича и его брата Ярослава обрушились татарские тумены под командованием полководца Неврюя. Полки двух братьев были разгромлены в жестоком бою у Переяславля-Залесского, а сам великий князь бежал в Швецию, откуда вернулся лишь несколько лет спустя. Ярослава Ярославича приютила Ладога, а затем Псков. Погибли его супруга и воевода Жидислав. Земля же испытала новое разорение: ордынцы угнали множество пленников, забрали у крестьян скот.
Андрей Ярославич, таким образом, в безрассудстве и молодечестве положил русские рати без пользы. Он как будто претендовал на роль скорого губителя Руси…
Когда Русь исходила кровью от «Неврюевой рати», Александр Невский находился в Орде и не оказал братьям никакой поддержки. В те времена не существовало единой Руси. И братья являлись независимыми властителями в своих землях. Один из них, ранее несправедливо поступив по отношению к другому, вряд ли мог рассчитывать на подмогу от него в трудный час…
Историки, настроенные к Александру Невскому недоброжелательно, обвиняли князя в том, что он способствовал отправке карательной рати против младшего брата. Однако по сию пору никто не привел сколько-нибудь серьезных доказательств этой гипотезы.
После бегства Андрея, в 1252 году, Александр Ярославич стал великим князем. Он княжил более десяти лет, до самой своей смерти. Одной рукой ему приходилось отбиваться от западных соседей, другой — улещивать ордынцев, отводя опасность новых набегов и удерживая в повиновении младших князей.
Самой тяжелой и, как сейчас говорят, «непопулярной» задачей его правления стало — обеспечить правильное налогообложение в пользу Орды. Только так Александр мог избавить Русь от новой «Неврюевой рати». Но именно тот город, который более всего обязан его воинской доблести, хуже всего отнесся к перспективе платить ордынцам дань.
Заняв великое княжение, Александр Ярославич дал новгородцам юного сына Василия, как поступал когда-то его собственный отец. Василий честно дрался за Новгород с литвой и одержал победу. Но вече выгнало его. Вместо Василия новгородцы позвали к себе младшего брата Александра Ярославича — князя Ярослава, укрывавшегося от татарского гнева во Пскове. Разумеется, им хотелось отдать правление городом в руки взрослого мужа, а не отрока. Ярослав был старше Василия на полтора десятилетия, имел опыт боевых действий, хотя и неудачный. Великий князь разгневался: совсем недавно младший брат участвовал в антиордынском восстании, и его нынешнее княжение на Новгородчине для татар — словно красная тряпка для быка! Александр Ярославич явился с полками, принудил вечевую республику вернуть Василия и расстаться с Ярославом. Он также утвердил в городе власть своего ставленника — посадника Михалки. 1257 год принес черную весть: «низовская» Русь (Рязань, Владимир, Суздаль, Муром и т. п.) дала ордынцам «число». Иными словами, позволила собрать сведения для налогообложения[74]. Вслед за ними пришел черед Новгорода. Здешнее население, незнакомое с кошмаром ордынских набегов, не завоеванное монголо-татарами, не терпевшее власти их представителей-баскаков, возмутилось. Древняя новгородская вольница не допускала мысли о подобном унижении. Посадник Михалко приступил к горожанам с уговорами, но его не захотели слушать. Верный слуга князю Александру, он жизнью расплатился за попытки склонить Новгород к общерусскому порядку. Более того, сам князь Василий, княжич-отрок, поставленный на этот стол отцом, то ли убоялся поддержать его требование, то ли испытал сочувствие к новгородцам. Он просто ушел во Псков.
Тогда к Новгороду двинулся сам Александр Ярославич с «послами татарскими». Он не раз спасал эту землю от чужеземной власти. Но теперь гневу князя не было границ. Он-то видел, как гибла Русь под татарскими мечами, как великие полки в битвах с огромным войском ордынцев ложились, словно скошенные колосья, — видел не раз, не два и не три. И он, как никто другой, понимал: если дать волю новгородской вольности, карательная рать прибудет к стенам города незамедлительно. И ничего не останется ни от богатств Новгорода, ни от его гордыни. Полягут те смельчаки, коим теперь так мило рвать глотки на вече, в отдалении от смертоносных туменов.
Смирив Новгород, Александр Невский спас его.
