Шутя и смеясь, сели они ужинать. Тунис чокался с ней и пил за свое здоровье и за здоровье любимой. И так бокал за бокалом. За папу, за маму. В полном изнеможении, не соображая, что она делает, Котляровская опустила голову на плечо Туниса. Он обнял ее.
Одержав очередную победу, Тунис исчез. Он предусмотрительно не назвал Котляровской своей фамилии и адреса. Мать-одиночка, испытавшая горе и раскаяние, упреки подруг и осуждающие взгляды пожилых матерей, Котляровская отдавала все силы воспитанию сына. Борис выделялся из окружающих ребят своими знаниями и замкнутостью. Грусть его бросалась всем в глаза.
Закончив девятый класс и видя, что матери очень тяжело одной сводить концы с концами, Борис пошел работать на фабрику. Здесь он встретился с Виктором Тунисом. Встретился и даже подружился с ним, не подозревая, что новый друг — его родной брат по отцу.
Шли годы. Борис стал уже довольно квалифицированным работником, а Виктор Тунис — мастером цеха.
Летом 1961 года Борис пригласил Виктора зайти к нему на квартиру. Виктор согласился.
— Мама, познакомься, — сказал Борис, — это мой друг.
— Очень приятно, — ответила Котляровская, протягивая Виктору руку, и вдруг страшно побледнела, схватилась рукой за сердце и стала медленно опускаться на пол.
— Мамочка, что с тобой? — закричал Борис и подхватил мать на руки, посадил ее на стул.
— Это так, ничего, — пытаясь улыбнуться, ответила мать, — со мной бывает. Устала очень. Прошу вас, Виктор, садитесь и не обращайте внимания.
Она вышла из комнаты. Стала хлопотать на кухне. Машинально ставила тарелки, резала хлеб и с ужасом думала: «Неужели он сын Туниса? Вылитый его портрет. Такое сходство!» Безусловно, это он. Как теперь рассказать Борису, а может, не рассказывать? Зачем тревожить старую рану? А может, Тунис не виновен в том, что он исчез. Может, виновата я?..»
Котляровская взяла себя в руки, решив, что сначала все узнает сама, а уж потом решит, как быть.
Когда начали обедать, Котляровская не спускала глаз с Виктора.
«А ведь это он! — думала опять Котляровская. — Тот тоже редко был разговорчивым. Только иногда после выпивки шутил».
Борис проводил Виктора и вскоре вернулся домой. Но матери дома не было. Котляровская пошла по другой стороне улицы за Виктором и, когда он дошел до угла Столешникова переулка, подошла к нему.
— Вы меня извините, Виктор, — сказала Котляровская, подойдя к нему, — но вы так похожи на одного моего знакомого, что я не могла удержаться и решила с вами поговорить.
Виктор удивленно посмотрел на нее.
— Пожалуйста, буду рад вам помочь, если смогу. Что же вас интересует?
— Простите, как ваша фамилия?
— Тунис. А что?
— Да так, ничего. А где вы живете?
— В Столешниковом — мама, папа и я.
— Значит, я ошиблась, тот жил на Пресне.
Они расстались, но удивленный Виктор, придя домой, за ужином рассказал родителям о встрече с Котляровской.
После рассказа сына Тунис заметно покраснел и стал катать по столу хлебный шарик, а потом, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Ладно рассказывать сказки, спать пора.
Но в эту ночь Тунис не сомкнул глаз. «Неужели та самая, белокурая? И от нее сын. Кошмар! А мой болван приведет еще его ко мне в дом? А в чем я виноват? Насилия не было, была любовная история».
— И для ясности замнем все это, — сказал он громко.
— Что для ясности? — спросила сквозь сон его жена. — Спи, полуночник, выдумал еще по ночам разговаривать? Досчитай до ста и уснешь.
— Да спи ты! — огрызнулся Тунис, но все-таки послушался совета жены и стал считать.
Яркое солнце, выглянувшее из-за серой тучи, разогнало сомнения Туниса. Все теперь казалось ему далеким и совсем не страшным. «Что было, то прошло! — подумал он и лениво потянулся. — К черту воспоминания, сегодня выходной день и нужно отдыхать. Впрочем, отдыхать не придется, у меня еще много работы».
И он спустился в свою подпольную фабрику искусственного меха, где на веревках сушились шкурки.
Виктор позвал Бориса в гости.
— Я у тебя был, теперь ты ко мне зайди.
— Хорошо, приду, — ответил Борис. — В пять буду у тебя.
Борис пошел домой и попросил у матери свежую белую рубашку и галстук.
— Куда это ты так наряжаешься?
— К товарищу, к Виктору, в Столешников переулок.
— К какому Виктору? Не к тому ли, что был у нас?
— Да, к этому.
— Не ходи, Борис, — стала упрашивать его мать, — чувствует мое сердце, что все это добром не кончится.
— Но почему, мама? В чем дело? Что страшного в том, что я к нему пойду.
Борис недоумевал и удивленно смотрел на мать, которая стояла у стола с побледневшим лицом.
— Не ходи, Борис, умоляю. Не ходи ради меня.
— Хорошо, но тогда объясни толком, в чем дело. Что тебе плохого сделал Виктор?
— Боренька, не ходи. Я не хочу, чтобы ты встречался со своим подлецом отцом. Теперь тебе ясно, куда ты идешь? Виктор — твой родной брат по отцу. А твой отец — негодяй и обманщик. Он искалечил мне всю жизнь. За многие годы, когда я тебя воспитывала, он ни копейки не дал на тебя. Или ты хочешь полюбоваться на этого негодяя?
Неожиданное открытие матери потрясло Бориса. Он задумался. А потом, как бы стряхнув с себя тяжесть, сказал:
— Пойду, мама, полюбуюсь. А ты не бойся. Все-таки любопытно посмотреть на своего отца!
— Делай как знаешь, — тихо сказала мать и ушла из комнаты.
Пытливо всматривался Борис в своего отца. Хотел найти в нем что-нибудь близкое и не нашел. Борис был портретом матери. Он был таким же белокурым, как и она. А отец и Виктор были тоже как две капли воды похожи друг на друга.
«Ну, какой же он мой, — рассуждал Тунис, — ничего общего. Она — это да, действительно, она. Ну и черт с ним, что это я еще ломаю себе голову. Ведь это чужой для меня человек». Но совесть все же мучила Туниса. Когда вышли на улицу, Борис не выдержал и спросил Виктора:
— А как ты относишься к своему отцу?
— Ничего, по-моему, он честный человек, если не считать кой-какой мелочи, — ответил Виктор.
Борис передал Виктору разговор с матерью. Виктор был потрясен таким открытием. Но так как он был добрым по натуре человеком, то обрадовался.
— Что же тут плохого — теперь нас двое Тунисов!
— То, что мы братья, это, конечно, неплохо, — согласился Борис и замолчал.
— Да ты не хмурься, это временное явление, и я поговорю с отцом, он поможет тебе и матери. Я это сделаю.
— Не нужно этого делать, я не хочу. Обещай мне, что ты не будешь говорить с отцом.
— Ну, если ты просишь, — не буду.
