Генерал майор Ганибал по всевысочайшей милости Ея Императорского Величества пожалован во упомянутой чин генерал-майорской от армии и обер-комендантом в Ревель, где сколко по его должности принадлежит, по государственным правам и указам исправляет без упущения и никому не послабляя, ниже посягая, как о всем военной колегии и главному комисариату известно. Но от ненависти некоторых и тамошнего народа убегая, принужден находится у Ея Императорского Величества высокомонаршеской милости просить:
1) об определении его в Санкт-Петербург обер-комендантом на место господина Игнатьева, кой, как слышно, за старостью и неможением в отставку просит;
2) или в Выборге на место умершего генерал-майора князя Юрья Репнина, бывшего тамо губернатора;
3) или же в Москву в обер-коменданты лее на место имеющего ныне тамо Танеева, который по тому ж за старостию намерен отставки просить.
Когда же высокое соизволение Ея Императорского Величества последует о бытии ему по прежнему в Ревеле в прежней должности, то всеподдйнейше просить, дабы ему там обер-комендантом быть на таком основании, как было при жизни Государя Императора Петра Великого, ибо в то время как гарнизон, так и артилерия и инженерные служители под собственною полною командою обер-коменданта состояли, дабы в наблюдении высочайшего Ея Императорского Величества ни от кого помешателства не происходило и оказавшиеся от инженерных и артилерииских тамо обретающихся команд непорядки пресечены быть могли, и он, обер-комендант, уже бы толко о всем репортовал и под апелляциею состоял военной коллегии и куда надлежит, а не у губернатора; тако ж и что положено на него починка дворцов по указу из Сената, а ревелской военной гавани от военной коллегии, по тому ж под его б, обер-коменданта, смотрением токмо состояло для безостановочного и безпомешательного поправления.
Он же, Ганибал, как выше упомянуто, пожалован в генерал-майоры от армии, а жалованье не генерал-маиорскаго окладу получает, но со уменшением токмо по обер-комендантскому чину, и для того всерабственно просит о выдаче ему со времени пожалования его в тот чин недоданных денег, и впредь по произвождении по полному окладу генерал-майора армейскаго{157}.
Можно предположить, что невыплата жалованья объясняется не простой «забывчивостью» властей. Это сознательный акт, продиктованный ненавистью, как об этом пишет сам Ганнибал в письме Черкасову от 8 апреля 1745 года. Конфликт с губернатором привел Ганнибала в отчаяние. Это письмо — не просто дружеское послание, не отчет, не жалоба, это крик о помощи человека, который устал противостоять всем, которому опротивели злоба и коварство тех, кому его усердие и преданность делу как кость в горле. Но это не все. Не забывали, видимо, и про цвет кожи ревельского обер-коменданта. Вот это уже удар ниже пояса… До поры до времени вопрос расовой принадлежности обер-коменданта не возникал. Но прочтем, что же он пишет, как видно, доведенный до крайности, Черкасову:
Милостивый Государь мой Иван Антонович/
Понеже я обдержим немощию тому уже немалое время, и того для не имею чести персонално Вам, Милостивому Государю моему, мое бедное и печальное приношение донесть не могу, токмо через сие начертание, всепокорно прошу не оставить. 1) Чтоб мне быть при команде по прежнему пока гавань ревелской починится для скорости и безостановочного порядку и скорейшему исправлению той починки гавани, а по окончании оной повелено б было мне явится в кабинет. 2) С пожалования моего выдать мне удержанное мое жалованье по ненависти других и впредь чтоб выдовать полное по моему рангу армейское. 3) Истенно от верности и ревности моей и от страха вышнего не дерзал ни к чему — как другие забыкли, отчего беден и в долгу нахожусь, — я бы желал, чтоб все были как я: радетелен и верен по крайней моей возможности (токмо кроме моей черноты). Ах батюшка, не прогневайся, что я так молвил — истенно от печали и от горести сердца: или меня бросить, как негодного урода, и забвению предать, или начатое милосердие со мною совершить, яко Бог, а не позлым умыслам человеков.
Ваш Милостивого Государя моего покорный слуга
Апреля 8 дня 1745
А. Ганибал{158}.И все же какими бы влиятельными ни были титулованные недруги Ганнибала (ведь из подчиненных он не ладил только с Гольмером), результаты деятельности Абрама Петровича как начальника артиллерии гарнизона и как обер-коменданта крепости были налицо. Это и образцовый порядок, и приведенная в боеспособное состояние крепость. Лучшее тому доказательство — письмо, полученное в 1744 году от Ревельского магистрата. В этом письме члены магистрата выражают Абраму Ганнибалу полное доверие и благодарят за оказываемую городу помощь и за защиту в годы войны.
Из отчетов обер-коменданта и его переписки с магистратом видно, что он действительно активно участвовал в городских делах. Это было непросто, особенно если учесть сохранившиеся «средневековые привилегии магистрата, эстляндского рыцарства, церковных и прочих служебных и сословных инстанций, функционировавших на основании утвержденных Петром I в 1710 году аккордных пунктов и условий капитуляции. «Ориентироваться в дебрях этих привилегий и традиций было для обер-коменданта делом нелегким, но необходимым, чтобы избежать конфликтов с вышеназванными институтами, весьма ревниво и придирчиво следившими за соблюдением своих «прав и преимуществ»… Причиной первых разногласий послужил язык, на котором велась корреспонденция. Несмотря на протесты магистрата и на постоянные ссылки на соответствующие пункты капитуляции и на привилегии города, Ганнибал продолжал вести переписку на русском языке. Если в 1711 году магистрат вернул такое письмо первого обер-коменданта Василия Зотова без исполнения, то поступить аналогично с Ганнибалом не посмели. Однако в каждом ответном письме магистрат жаловался на проблемы с переводом писем обер-коменданта с русского на немецкий язык»{159}. Позже магистрат выражал недовольство тем, что Ганнибал вмешивался в конфликты между городом и его подчиненными.
Однако в 1743 году наступило примирение. Магистрат убедился, что деятельность требовательного обер-коменданта и строгого начальника гарнизона шла городу на пользу.
Из переписки с магистратом видно, что Ганнибал «заботился о противопожарных мероприятиях в городе, соблюдении осторожности и порядка вблизи крепостных башен, где хранились порох и огнеопасные материалы; запретил продажу в трактирах военнослужащим спиртных напитков и пива в кредит, а горожанам — покупать у солдат казенные вещи». Заботили его и другие вопросы: «организация гарнизонной службы; охрана общественного порядка на улицах города, взаимодействие между воинскими патрулями и городской стражей, ликвидация столкновений между ними…»{160}
