Фонарики зажигать нельзя, мы идем ощупью. Иногда сквозь дым сверкнет то тут, то там звезда. В темноте, в дыму натыкаемся мы на камни, заборы, падаем, подымаемся, израненные осколками стекла и ржавым железом, и идем дальше.
Наконец мы остановились у какой-то развалины. Капитан Конрад отдает последние распоряжения. Он был немногословен, очень серьезен. "Метров пятьдесят отделяет нас от насыпей на берегу Вислы, где находится немецкая позиция, - сказал капитан. - Задание - незаметно подобраться к насыпи и уничтожить немецкую охрану". Нас разделили на группы, каждой из которых было дано задание, указано место сбора и направление.
"В бой!" - и группы двинулись в заданном направлении. Мы шли на цыпочках, ползли ползком и снова продвигались вперед. Вокруг была мертвая тишина, которую ничто не нарушало, кроме далеких отзвуков замирающих стычек на других улицах. Эти отзвуки как бы прикрывали наше движение: они заглушали шорохи, которых при всей нашей осторожности, нельзя было избежать.
Недалеко от насыпи немцы почуяли нас и открыли довольно сильный огонь. Наши группы начали стрелять, бросали гранаты и даже строчили из тяжелых пулеметов. Немцы вынуждены были прекратить огонь с вершины насыпи, а когда оказались за ней, - то мы уже были у ее подножья, и теперь их стрельба не была уж так страшна: пули пролетали мимо и падали далеко от нас.
Мы стояли у подножья насыпи и бросали гранаты, самые отчаянные из нас карабкались наверх к вершине и стреляли оттуда в немцев, а те отвечали, не целясь. Велика была наша радость, когда один из наших ребят вернулся с трофеями: он приволок пулемет и ящик с боеприпасами, которых немцы не успели захватить с собой, когда отступали с вершины насыпи. Эта удача подбодрила нас. Мы смогли усилить огонь.
Немцы стали пускать световые ракеты, которые освещали все вокруг. Мы прижимались к земле, старались слиться с ней. Когда свет гас, мы вновь поднимали головы и продолжали стрелять, и тогда вновь взвивались ракеты и сыпались на нас гранаты.
Из-за этих гранат было невозможно удержаться у подножья холма. Мы начали отступать, немцы нас преследовали. Этот отрезок пути, который нам предстояло преодолеть ползком и длина которого была всего-то несколько десятков метров, казался нам бесконечным. На нас градом сыпались осколки гранат, не знаю, каким чудом мы остались живы.
Вырвавшись из огненного шквала, мы потные, грязные, поднялись на ноги и двинулись к нашей базе. На обратном пути я заблудился в развалинах. Наткнулся на разрушенный дом, без крыши. В темноте провалился в какую-то яму и не знал, как выбраться. Ничего не видя перед собой, я карабкался вверх, но отрывался и падал еще глубже. Я ждал, может, кто-нибудь случайно вытащит меня отсюда, но я шел замыкающим, и никто не заметил моего отсутствия.
Тут налетела эскадрилья английских самолетов, которые должны были сбросить оружие повстанцам. В хвостах самолетов горели цветные лампочки. Пролетев над развалинами, они на минуту осветили их. Я огляделся вокруг и нашел выход. Казалось, судьба специально послала мне эти самолеты. Благодаря им, я выбрался из этой ямы, разбитый, но довольный.
На базу я попал с опозданием. Товарищи думали, что я погиб, и смотрели на меня, как на выходца с того света.
УЛИЦА ФРЕТА 16
Дом No 16 на улице Фрета, в котором родилась Мария Склодовская-Кюри, стоял один, почти не поврежденным, в самом сердце разрушенного Старого Мяста. Будто заколдованный, защищенный высшей властью, более сильной, чем немецкие снаряды, разрушавшие старые, добротные дома в Старом Мясте.
Но дом этот был не только исторической достопримечательностью: он сыграл важную роль и в наше жестокое время. Он был теперь не просто памятным для научного мира местом, а памятником славы борцов. Здесь находился штаб Армии Людовой. Отсюда командование руководило боевыми действиями, отсюда тянулись нити ко всем позициям, ко всем повстанцам и ко всем тем, кто связал свою судьбу с судьбой восстания.
Дом этот стал и могилой штаба. Было это 26 августа. Днем появились в небе самолеты. Как всегда свист падающих бомб действовал на нервы сильнее, чем сами взрывы, но на сей раз, видно, были сброшены тяжелые бомбы и в таком количестве, что все на земле пришло в движение. Даже в глубоких подвалах люди не могли устоять на месте и вынуждены были держаться друг за дружку.
Немецкие летчики целились в дом на Фрета, 16. Дом был полностью разрушен, и под его обломками были похоронены десятки жителей и почти весь штаб Армии Людовой, который собрался как раз в это время там.
Уничтожение дома No 16 на улице Фрета и гибель штаба потрясли население столицы и были жестоким ударом для армии. Конечно, еще до этого было ясно, что дни Старого Мяста сочтены. Мы видели, что ряды наши редеют, а жертв становится все больше. Небольшая территория была густо населена - к местным жителям прибавились беженцы со всех концов Варшавы - и служила прекрасной мишенью для врага. Каждый немецкий снаряд попадал в цель. Боеприпасы кончились, запасы воды и продуктов были ничтожны, поэтому не было никакого смысла держаться на этом острове смерти, каким стало Старе Място. Но нам некуда было отступать, и только безысходность заставляла нас оставаться здесь. Гибель штаба на улице Фрета была новым доказательством того, что иссякают последние силы. Правда, место погибших членов штаба заняли активисты и офицеры, но военная организация была в сущности подорвана.
Командование Армии Людовой и Армии Краевой пыталось 26 и 27 августа организовать планомерное отступление из Старого Мяста. Мы продолжали удерживать свои позиции только для того, чтобы выиграть время: никакого другого смысла в этом уже не было.
Все наши мысли были заняты поисками выхода. Это стало нашим единственным стремлением, и каждая искра надежды на успех была как удар током. В тот момент мы не думали, что исход из Старого Мяста - только минутное счастье и что "рай" где-то "там" очень скоро тоже станет адом. Мы не в состоянии были думать об этом. В минуты отчаяния иллюзия может поднять дух, как и реальная удача.
Исход из "Старувки" (Старого Мяста) - это было магическое слово, державшее в напряжении бойцов и жителей, надеявшихся выйти вместе с нами. Об этом говорилось шепотом, из уст в уста по секрету передавались слухи, но толком никто ничего не знал. Мучила мысль: сможем ли выбраться их этих развалин?
Не покончат ли с нами немцы раньше, чем мы успеем уйти?
В развалинах дома на Фрета, 16, среди трупов, которые мы откопали, мы нашли тело Анатоля (Менаше) Матывецкого, которого все знали как поручика Настека (после освобождения польское правительство присвоило ему чин майора).
С именем Настека связана целая глава в истории революционной борьбы до войны и подпольной деятельности во время войны. Он был активным деятелем ППР. Он достоин того, чтобы рассказать о нем подробнее.
