Производство разрасталось… За два с половиной года открыли отделения во многих городах».
Маяковский в РОСТА. Москва, 1919 г. Слева направо, стоят: М.М. Черемных, И А. Малютин, Соколовский; сидит: В.В. Маяковский.
Производство плакатов РОСТА (рисунки и подписи к ним) было налажено очень быстро. Наступавший на Москву Деникин сразу же был высмеян двустишием из «Советской азбуки» Маяковского, подкреплённым соответствующим шаржем:
«Деникин было взял Воронеж.
Дяденька, брось, а то уронишь».
Другой плакат о Деникине:
«ГРАЖДАНЕ / самых отдалённейших мест! слушайте широковещательный Деникинский / МАНИФЕСТ»
Далее шли якобы произнесённые Деникиным фразы, которые сопровождались карикатурами. Завершалось «Окно» иллюстрированным четверостишием:
«Хорошо поёт собака!
А ж прошиб холодный пот.
На конце штыка, однако,
Так ли пташка попоёт?!»
На плакате Маяковского слово «слушайте» (начинавшее фразу) было написано с маленькой буквы, а словечко «аж» разделено надвое. Грамотность поэта (да и Платона Керженцева, утверждавшего плакаты) была, как видим, совсем некудышной.
В это время Яков Блюмкин объявился на Южном фронте. Он начал служить в Красной армии инструктором по разведывательно-террористической деятельности, ему поручили организовать покушение на генерала Деникина и создать партизанские отряды в тылу Белой армии.
А поэта-футуриста Николая Бурлюка вновь мобилизовали в Белую гвардию. За то, что он служил в Красной армии, его разжаловали в рядовые и направили простым телеграфистом в подразделение, воевавшее против Нестора Махно. Как подходят к этой ситуации строки, написанные Николаем несколько лет назад:
«О берег плещется вода,
А я устал и изнемог,
Вот, вот настанут холода,
А я и пламень не сберёг».
18 августа 1919 года газета «Красный меч» (орган Политотдела Особого Корпуса войск В.У.Ч.К.) открывалась передовицей, написанной руководителем Всеукраинской ЧК Мартыном Лацисом. Уже её название нагоняло страх:
«ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ КОМИССИЯ – ЧАСОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ, ОСОБЫЙ КОРПУС – ЕЁ КРАСНЫЙ МЕЧ»
Содержание устрашало ещё больше:
«Меч революции опускается тяжко и сокрушительно.
Рука, которой вверен этот меч, твёрдо и уверенно погружает отточенный клинок в тысячеголовую гидру революции.
Этой гидре нужно рубить головы с таким расчётом, чтобы не вырастали новые: у буржуазной змеи должно быть с корнем вырвано жало, а если нужно, и распорота жадная пасть, вспорота жирная утроба.
У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей, внеклассовой, интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигентщины должна быть сорвана маска…
Нам всё разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнёта и рабства всех…
Кровь? Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет серо-бело-чёрный штандарт старого разбойного мира».
О латышах-чекистах Мартыне Лацисе и Якове Петерсе Борис Бажанов, познакомившись с ними поближе, чуть позднее написал:
«Это были те самые Лацис и Петерс, на совести которых были жестокие массовые расстрелы на Украине и других местах гражданской войны – число их жертв исчислялось сотнями тысяч. Я ожидал встретить исступлённых, мрачных фанатиков – убийц. К моему великому удивлению эти два латыша были самой обыкновенной мразью, заискивающими и угодливыми маленькими прихвостнями, старающимися предупредить желания партийного начальства».
Но в статье Лациса были не пустые слова – большевикам, в самом деле, повсюду виделись «буржуазные гидры», которым надо было «рубить головы». Так, к примеру, в Революционной повстанческой армии Украины появились свои деньги (с портретом батьки Махно, пришлёпнутым серпом и молотом красного цвета), а сам Нестор Иванович озвучил программу действий, составленную при участии Гроссмана– Рощина и других сподвижников атамана. В программе говорилось о создании самостоятельной крестьянской республики в тылу деникинских войск, об отмене диктатуры пролетариата, о необходимости свержения режима большевиков, установления народной власти и ликвидации эксплуатации крестьянства, а также о защите деревни от голода и политики военного коммунизма.
Махновская программа действий была вызовом советской власти. И большевики отдали приказ: «рубить головы!». Тотчас были арестованы и расстреляны несколько ближайших сподвижников Нестора Махно, в том числе и начальник штаба Гуляйпольской повстанческой армии.
Анархисты тут же заявили, что подобные расстрелы без ответа не останутся, и ответ этот будет жесточайшим.
В книге Галины Пржиборовской «Лариса Рейснер» есть эпизод, в котором говорится о том, как работавший в политотделе Волжской флотилии Дмитрий Усов как-то спросил у Ларисы, что бы она сделала, если бы расстрел грозил поэту Гумилёву. Рейснер ответила:
«– Топить я бы его не стала, но палец о палец не ударила бы для его освобождения».
В сентябре 1919 года в Москве в доме № 37 по улице Тверской появилось новое кафе – «Стойло Пегаса». Оно возникло на месте другого весьма посещавшегося в ту пору кафе «Бом», которое принадлежало одному из популярных музыкальных клоунов-эксцентриков «Бим-Бом» (И.С.Радунский и М.А.Сташевский). Когда хозяин «Бома» из советской России эмигрировал, его детище перешло к имажинистам.
Матвей Ройзман:
«Есенин не только среди своих друзей, знакомых, но часто во всеуслышание, среди посторонних, называл себя хозяином „Стойла Пегаса“… И в то же время всячески подчёркивал, что он, Сергей, богатый человек… Но именно эти заявления Сергея о собственном достатке и его подчёркнутая манера при случае вынимать пачку крупных денег из кармана привлекли к нему нахлебников, любителей выпивки за чужой счёт, которые к тому же норовили взять у него взаймы без отдачи».
Анна Абрамовна Берзинь (речь о ней впереди) поделилась впечатлением, которое произвели на неё Есенин и Мариенгоф, заправлявшие всеми делами в кафе «Стойло Пегаса»:
«Оба они, по неизвестной никому причине, ходили по Тверской и прилегавшим к ней переулкам в цилиндрах, Есенин даже в вечерней накидке, в лакированных туфлях. Белые шарфы подчёркивали их нелепый банальный вид. Эти два молодых человека будто не понимали, как нелепо выглядят они на плохо освещённых замусоренных улицах, такие одинокие в своём франтовстве, смешные в своих претензиях на светскую жизнь, явно подражая каким-то литературным героям из французских романов».
