15 апреля
Экскурсия по замкам Луары. Прекрасный весенний день, теплый и в то же время свежий, на небе ни облачка. Автобус заполнили иностранные студенты, преимущественно англичанки, были и американцы. Дж. поехала со мной. Как только мы отъехали, англичанки запели и пели непрерывно всю дорогу до самого нашего возвращения.
Мне не нравится туризм. Я пресыщаюсь красотой так же быстро, как и едой. Возможно, поэтому я не способен долго заниматься творческой работой. Помимо всего, пресыщение — великолепный критерий отбора. К тому времени, как мы добрались до Азе, только безусловные шедевры могли заставить меня дважды взглянуть на них. В этом я вижу аргумент в защиту творчества, оправдывающий мою лень, но не уверен, что такая аналогия верна на все времена.
Сумасшедший вечер. Весь город en gala[190]. По улицам движутся процессии, оркестры; музыканты — обычно мужчины — играют отвратительно, рядом изображают живые картины, прыгают шуты. Уровень жалкий, но энтузиазм бьет ключом. В Пуатье так мало развлечений, что люди трогательно жаждут веселья и готовы аплодировать самым неумелым клоунам.
Позже с Дж. — на одном из наших ночных маршрутов. Мы углубились в темный переулок и там стали ласкаться и обжиматься. На днях она позволила ласкать ее ноги по всей длине, а потом и все остальное. Она все время повторяла:
— Tu n’as pas le droit[191], — но сопротивляться не могла.
В темном переулке я забрался к ней под юбку и снова стал ее ласкать. В этом было нечто животное, атавистическое, но я не мог сопротивляться желанию. Какой контраст по сравнению с моей обычной жизнью, всем моим образованием, положением джентльмена и англичанина. Позже, у залитой лунным светом реки, облокотившись на парапет, мы час или больше говорили о наших отношениях, избегая упоминания о браке. И остановились на распутье: либо надо расходиться, либо стать настоящими любовниками. Нас мучили весна, полнолуние и наша собственная плоть. Вдали заливался соловей. Если б она позволила, я бы ее взял. Но мне не хотелось завязывать связь, которую невозможно было бы разорвать. Плотская близость непременно породит страхи, обязательства. В отношении будущей жены у меня есть честолюбивые планы. Однако иногда кажется, что именно Джинетта — то, что надо. Любовница, друг, француженка, с ней я могу говорить обо всем. Думаю, будь у меня деньги, стоило бы на ней жениться и позабыть о своих амбициях. Все амбиции преходящи и быстротечны, они — порождение плоти, а ведь со временем мне придется перебраться в вечность.
2 мая
Дж. Отношения становятся невыносимыми. Порывы нежности и физического влечения сменяются периодами напряженности, отвращения и дурного настроения. Вчера мы весь день провели вместе, были счастливы, нежны друг с другом. Пили у меня чай, лежали обнявшись на кровати, я читал ей кое-что из моих «Бессвязностей», написанных в Коллиуре[192]. Потом пошли в кино смотреть фильм Офюльса. Домой возвращались под проливным дождем. Капли стучали по зонтику, она опиралась на мою руку, крепко, нежно. День, озаренный мягким светом.
И вдруг сегодня за ленчем она неожиданно поднялась из-за стола и, не сказав ни слова, вышла, и после я не нашел ее ни в одном из наших кафе.
На этот раз виноват был я. За столом я говорил только с Филиппом, и тогда она встала и ушла. Был бестактен — Джинетта спросила, как я провел утро, а я не поинтересовался, как провела его она. И еще отдал другому человеку книгу, которую прежде обещал ей. Для меня одно из проявлений настоящей близости — когда ты можешь молчать, витать в облаках, говорить с другими людьми, постоянно чувствуя любимого человека рядом, и этого для тебя достаточно, потому что ты знаешь: все остальное — чужое.
Книгу я отдал зря. Мне следовало тут же выйти за Джинеттой, но у меня замедленная реакция. Или, точнее, я не сразу понимаю, что виноват.
И еще французский. Трудно быть учтивым, когда мысленно выстраиваешь каждую фразу.
Это рождает во мне чувство неудовлетворенности. Но здесь есть и позитив. Фразы менее эмоциональны.
Я эгоист. Джинетта говорит, что я люблю и ласкаю ее только для своего удовольствия. Это почти правда. У меня нет слепой преданности. И все же я не знаю, есть ли во мне этот цинизм Ларошфуко. Интересно, другие люди так же непредвзято себя анализируют?
Даже жесткость моего цинизма и нигилизм в какой-то степени наигранны.
Как всегда, все путает мое эстетическое чувство. Оно властно во все вторгается, царя над моими мыслями, мечтами, поступками. Джинетта недостаточно красива. Я заслуживаю лучшего. Она не любит музыку. Плохо знает искусство. Неважно одевается. Она темпераментна, напориста. (Она говорит: «Ce qu’il te faut, c’est une caniche»[193]. Она права. В моей жизни большой дефицит любви, и потому я хочу, чтобы меня по-настоящему любили, даже мои недостатки.) Она отказывается признать подчиненную роль женщины. Ей это важно. Женщина помудрее даже не задумывается над этим. Она понимает, что это не имеет никакого значения.
Но она милая, надежная, теплая, любящая, постоянная; даже вульгарность кажется в ней почти добродетелью. Она была бы опорой.
Однако могу ли я смириться с ограничениями? Кроме того, встает вопрос о совместных расходах. Впрочем, я могу подождать.
Даже если бы я очень хотел жениться, надо признаться, что для этого у меня нет ни денег, ни положения, и перспективы самые неопределенные.
Она ненавидит во мне переход от страсти наедине к холоду на людях. Но для меня общество всегда было чем-то, чего надо опасаться. В личной жизни — если она у меня появляется — я раскрепощаюсь. Джинетта не верила, что англичанин может быть таким нежным в ласках. Для нее эта раздвоенность кажется чем-то бесчестным. Лицемерием.
Мне же проще быть холодным на людях, чем нежным наедине. Это дефект моего темперамента и воспитания.
Кроме того, у меня необычное чувство времени. Все мне кажется относительным. Один день я с ней ласков, другой — холоден, потому что такое поведение заложено в истинной природе сложившихся обстоятельств. Эти обстоятельства для меня не связаны между собой, и у меня нет доказательств, что каждое имеет длительность, то есть прошлое и настоящее. Меня не очень волнуют общие тенденции, я предпочитаю жить сегодняшним днем или уходить в прошлое.
Я понимаю, что других людей мое отношение может ранить или разочаровать. То я охотно разговариваю с ними, то прохожу мимо, даже не глядя в их сторону. Я и сам не понимаю, почему так происходит, — просто это почему-то кажется более естественным и более искренним. Возможно, просто лень. Я слишком ленив, чтобы притворяться.
