– И-эх, огурчики ды помидорчики, – запела она при этом, – ды Сталин Кирова убил, ды в коридорчике!
– Да заткнись ты, – возмутился Ларька. – У вас же здесь стены бумажные, всё слышно.
– А чего мне? Пускай слушают. Все и так знают…
– Знают, да молчат.
– Кто молчит, а кто и кричит… Это вас, фейдеров да бар, просто засадить. А мы нар-род: нам всё можно! – Она хватанула полстакана водки, закусила картофелиной с огурцом и, явно Ларьке назло, загорланила политические частушки, да такие, что каждой хватило бы схлопотать десять лет…
– Ну и чего мы сидим, как на именинах? – Ларька решил, что это единственный способ заткнуть ей рот. – Айда в постель! А то опять споишь так, что засну, как колода!
– Это дело! Это дело! – пританцовывая, проскандировала Паня. Она выключила свет, мигом разделась и, не удосужившись запереть дверь или задёрнуть занавески, взяла Ларьку за руку и потянула за собой на нары.
45
В половине шестого утра Паня была уже на ногах. После такой-то ночи… Ларька проснулся и теперь силился оторвать голову от подушки, так как понимал, что если он сейчас не встанет и не уйдет вместе с Паней, то в Киев он так и не попадет. А ведь отец и мать сегодня вечером придут встречать 31-й поезд… Дела-а!
– Послушай, Паня… Да зажги ты свет, я больше спать не буду… Понимаешь, как неладно вышло, я вчера поезд проспал. Мне тут суток на несколько надо в Киев.
– А что ты забыл в Киеве?
– Родители. Я их после войны не видел еще. Отец только из Германии, мать из эвакуации.
– Так что пожить со мною не хочешь… Не боись, не оженю…
– Да не в том дело. Думаешь, обманываю? Вот смотри, билет. – Он порылся в вещах, протянул билет Пане.
Паня внимательно билет разглядела и, кажется, начала входить в его положение:
– Ну вставай, собирайся, раз так…
– Я как вернусь – прямо к тебе.
– Поглядим… Ладно, тебе еды в дорогу собрать? – Она смахнула слезинку с ресницы.
– Не надо. Не в голодный же край. К родителям.
– Смотри…
Они вышли вдвоем в черную ночь. Соединявшее их тепло быстро растворилось в промозглом воздухе, и к трамвайной остановке они подошли уже совершенно чужими, одолеваемые каждый своею собственной заботой.
46
Ларька начал с того, что поехал на Витебский вокзал, где попытался обменять вчерашний билет на сегодня. Из затеи этой ничего не получилось, и он решил лететь самолетом: ведь ждут его сегодня, значит, надо сегодня и прибыть! Он съездил на Таврическую, быстро собрался и отправился в аэропорт, на Ржевку. Самолет на Киев вылетал через два часа, но билетов на него не было. Впрочем, как выяснилось, денег на билет у Ларьки все равно не набиралось.
Сделав это открытие, он пригорюнился, но, вспомнив доброе фронтовое правило, что нет такой ситуации, из которой нельзя найти выхода, стал мыслить именно в этом направлении. Первой светлой мыслью было найти пилота и уговорить взять его, Ларьку, в кабину. Первую часть замысла (найти пилота) он осуществил довольно легко и, вдохновленный этим обстоятельством, приступил ко второй:
– Простите, пожалуйста. У меня тут неприятность вышла: у меня билет на скорый киевский поезд, мягкий вагон, – он протянул летчику билет, – но я на него опоздал. А в Киеве меня очень ждут… Не мог ли бы Вы взять меня на самолет? Мягкий вагон стоит дороже самолетного билета, и государство внакладе не будет…
Пилот даже не дослушал Ларьку:
– Без билета не имею права. Если после регистрации останутся места, Вы сможете купить билет. В порядке очереди… А так – исключено.
«У, гад, – пробурчал себе под нос Ларька: он терпеть не мог «законников», которые за общими принципами не хотели видеть отдельных людей и разбираться в конкретных ситуациях. – А в общем, виноват я, конечно, сам: поезд проспал, деньги пропил… Но лететь-то надо! Попробовать, что ли, проканать в самолет мимо контролера? А там уж найдется местечко…» Ободренный этой идеей, он решил изучить, как происходит посадка в самолет.
Очень скоро он убедился, что процесс этот нелеп до чрезвычайности. Пассажиры, еще в зале, предъявляли билеты для регистрации миловидной девушке, которая отрезала от билетов какой-то талон и вручала его владельцу бирку. Чтобы пройти в самолет, требовалось сдать бирку контролеру: ничего другого пассажиры не предъявляли. Таким образом, проблема перемещения по воздуху в Киев однозначно сводилась к добыче бирки. Последнее совсем уж не представляло труда: девушки то и дело уходили к самолетам контролировать посадку, оставляя бирки на своих столах без всякого присмотра.
Ларька дождался, пока обе девушки вышли на летное поле, и спокойно взял со стола несколько бирок: синюю, красную, желтую, зеленую… Особых угрызений совести он не испытывал: в конце концов, у него был билет, бесплатно выданный по орденской книжке, на что он имел право раз в год. Вот он и пользуется этим правом: самолет прилетит в Киев в то же самое время, когда придет поезд, на который ему выписан билет. Разве он кого-нибудь обманывает? Нет, конечно!
Миловидная девушка-регистратор вернулась к стойке, бросила на стол возвращенные при посадке бирки и устало опустилась на стул. Ларька заметил, что она сняла при этом свои туфельки-«лодочки» и несколько раз попеременно подвигала то левой, то правой стопой. Да. Сколь ни безупречны его рассуждения, а эту-то конкретную девушку в «лодочках» он все же надул… упер у нее бирки… Не у дежурного на Витебском вокзале, не у бюрократа-пилота, а именно у нее – самой наивной и незащищенной. Оттого-то она и бирки оставляет без присмотра… Вот тебе и комплекс Дон Кихота! Но лететь-то надо! «И-эх, дайте лодочку-моторочку, мотор-мотор-мотор!» Он почувствовал себя крайне неуютно.
– Извините. – Он подошел к стойке. – На Киев Вы будете билеты регистрировать?
– Да, только чуть позже.
Ларька посмотрел на кучку бирок на столике. «Чего это я раскис? Увидал смазливое личико и только что не раскололся: ах, простите, ах, извините, я у вас четыре бирочки увел! Да черта лысого ей в этих бирочках, копейки не стоят. Овеществленное, зал бы Маркс, право на полет… А право это у меня есть». – Он отошел к креслообразной скамейке для ожидания, сел и почти сразу задремал.
Сквозь сон ему чудилось, что он вернул бирки девушке в «лодочках». Девушка отчаянно завизжала: «Кот Васька – плут! Кот Васька – вор!» Откуда-то выскочил рыжий кот, стал за стойку, как за трибуну, причем оказалось, что будто это и не кот вовсе, а пилот-бюрократ, и заорал: «Подонок! Подонок! Зощенко – подонок!» – и стал швырять в Ларьку туфли-«лодочки». «Довольно, – громовым голосом сказал Ларька, и по обе стороны от него выросли невесть откуда пес Сержант и кот Кампанелла. – Стыдно мне пред гордою полячкой… Есть у меня билет! – Он вытащил из кармана пачку билетов и швырнул их девушке. – Вот! Эти летят со мной. – Он показал на Сержанта и Кампанеллу. – И эти тоже». – Королевский жест в сторону очереди. – «Не имею права! Не имею права! – заверещал пилот. – Самолет не выдержит! Не выдержит! Рейс на Алма-Ату отменяется!..»
