Обстрел продолжался несколько часов. По выходе из убежища я увидел, что половина деревни сгорела. Стрельба продолжалась по линии окопов. Австрийцы вели ожесточенную бомбардировку по всему фронту, и были слышны разрывы снарядов на позициях правее нашего полка. Австрийцы очевидно что-то затевали. Итти в 35-ю дивизию было уже поздно, и часов в одиннадцать я решил отправиться в полковую канцелярию 11-го полка, чтобы получить пересланное туда из обоза 2-го разряда мое жалованье. Поднявшись в гору, я увидел картину артиллерийского обстрела наших позиций, над которыми далеко вправо были видны огромные клубы дыма и пыли. Наша артиллерия отвечала австрийцам. Не пройдя и половины пути до деревушки, где расположена канцелярия и обоз 1-го разряда, я увидел скачущего ко мне навстречу ординарца.
— Поручик, наши оставили деревню!
— Как оставили?
— Еще часа полтора тому назад обоз 1-го разряда срочно выехал по направлению к Тарнополю. Австрийцы прорвали фронт.
— Прорвали? Где?
— Около Манаюва. Захватили Олеюв. Обоз 2-го разряда под угрозой захвата. 35-я дивизия спешно отошла.
Досадуя на себя за то, что перед уходом не наведался в штабе дивизии о причинах такой ожесточенной стрельбы по всему фронту, я быстро повернул назад, в деревню, но оттуда уже выезжал штаб дивизии. Я бросился к своей хате в надежде пристроить свои вещи и библиотеку на какую-либо из подвод дивизионного обоза. Моя повозка только накануне была отправлена с Лукашиным за фуражем, и нельзя было рассчитывать на ее скорое возвращение.
В хате застал Панкова, спешно увязывающего книги.
— Куда же мы их положим?
— Я тоже думаю, куда их положить. Может быть как-нибудь на себе дотащим.
— Да куда же к чорту на себе тащить! У меня чемодан еще есть. Знаешь, Панков, бери переписку, а остальное будем живы — наживем.
Мимо окон замелькали повозки нашего перевязочного отряда.
Бросив чемодан на одну из санитарных повозок, я отправился к Блюму. Он разговаривал по полевому телефону с позицией, где в это время находился Соболев.
— Все уходят, — говорил Блюм. — Я на всякий случай свой перевязочный отряд тоже свернул и выслал из деревни. Какие будут распоряжения?
Соболев ему ответил, что об отступлении никаких сведений он не имеет и считает всю эту панику напрасной.
— Штаб дивизии уже выехал, — доложил ему Блюм. — Думаю, что вас просто забыли известить.
— Пусть его связывается с кем хочет, — сказал Блюм и бросил трубку, — а нам надо выезжать. Вы знаете, что произошло?
— Ничего не знаю. Говорят, что прорвали фронт где-то около Манаюва и уже взят Олеюв. Я это слышал от полкового ординарца.
— Я тоже ничего не знаю. Штаб дивизии снялся. Музеуса самого нет. Он вызван в штаб корпуса, и вот без него такая катавасия. Попробую все-таки еще раз спросить Соболева. — И Блюм опять нажал кнопку телефона, но никто не отвечал. — Ну, значит или телефон перебили, или его снимают. Поедемте!
— А на чем?
Блюм ударил себя ладонью по лбу.
— А ведь ехать-то, действительно, не на чем! Отряд отправил, а мой денщик вчера уехал, кажется, с вашим Ларкиным в обоз за фуражем.
Он посмотрел на свои пожитки.
— Ну, чорт с ним, пускай и самовар тут остается!
Блюм захватил с собой только маленький саквояжик, и мы направились с ним догонять перевязочный пункт и настигли его уже в конце деревни, где она упиралась в небольшое болото. У моста через речку получилось загромождение, ибо каждая из повозок стремилась выбраться из деревни первой. Образовалась пробка и страшная сутолока.
Объехать мостки не представлялось возможным, ибо по сторонам было хотя и небольшое, но топкое болотце, через которое не только нельзя проехать на лошади, но и перейти пешеходу.
Тяжелая брань висела в воздухе.
— Чего там передние канителят? — кричали сзади. — Австрийцу, что ли, хотят сдаваться?.
А передние не могли пробраться с мостков, так как несколько повозок, въехавших одновременно на мостки, так крепко сцепились друг с другом, что никак не могли тронуться с места.
Мы с Блюмом протискались вперед. На самом мосту оказалась повозка с вещами Блюма, которой руководил его денщик Ерохин.
— Ерохин, чего ты тут путаешься? — в сердцах крикнул Блюм.
— Владимир Иванович, никак не отцеплюсь.
— Так к чорту колеса, руби их!
— А как же дальше-то ехать без колес-то?
— Починишь!
— А когда чинить?
— Ну, не болван ли ты, Ерохин? Сколько времени стоишь на мосту!
— Почитай, что целый час.
— За час можно и новые колеса сделать.
— Подите-ка, сделайте. А ежели еще ось сломают, куда дальше тронешься? Ну, ты! — крикнул Ерохин на лошадь, изрядно постегивая ее кнутом.
Лошадь дернула, но повозка осталась на месте.
— Эх, Ерохин, Ерохин, чудак ты! Вместо того чтобы ругаться, — обратился Блюм к сопровождавшим повозки нескольким обозным солдатам, — вы бы попросту подняли одну из повозок на руки и расцепились.
— А, ведь, правду доктор-то говорит!
Несколько человек обозников подошли к застрявшим повозкам, подняли одну из них вверх. Запряженные лошади почувствовали облегчение, тронулись вперед и повозки легко перешли на другой берег. Ожидавшие разгрузки моста с гиком погнали свои повозки вперед.
— Тише, тише! — закричал на них Блюм. — Опять, черти, застрянете. По очереди переезжайте!
Серьезный тон Блюма подействовал отрезвляюще. Прежде чем въехать на мост обозники слезли со своих повозок, бережно брали под уздцы свою лошадь и потихоньку переходили мосток Мы в течение минут двадцати стояли около моста, помогая производить переезд обозников без излишней паники и затора.
Когда переезд был закончен, мы отправились пешком вслед за повозками, делясь друг с другом впечатлениями относительно происходящего отступления и тупости наших русских обозных, которые в самые критические моменты умеют устроить такую пробку и так застопорить движение, что лучше не смог бы сделать наш самый заядлый враг.
По пути попалась небольшая деревушка, в садиках которой были сложены запасы артиллерийских снарядов.
— Интересно, что со снарядами будут делать? — обратился ко мне Блюм.
— Давайте спросим у артиллеристов.
И мы подошли к группе солдат, охранявших запасы.
— Вы знаете, — обратился к ним Блюм, — что армия отступает?
— Никак нет.
— Разве у вас нет телефона?
— Телефон-то есть, да он не работает.
— Отступают, — сказал Блюм. — Вам тоже надо уходить.
— А со снарядами как?
— У вас же должны быть какие-нибудь инструкции, что делать со снарядами, если отступают.
