иметь под собой серьезные основания, если они решили не выполнить приказ Андропова. В общем, это многое объясняет. А что такое «плазмида»?
– Это такая цепочка ДНК, замкнутая в кольцо, – объяснил я. – Используется в генной инженерии.
– Мне этого не понять, но звучит внушительно. Значит, твой папа все же чем-то таким занимался?
– Ничем он не занимался. Иначе Овчинников не стал бы за него просить.
Сергей покачал головой, и лицо его приобрело недоверчивое выражение скептического опера.
* * *
Пока Сергей ломал голову над тем, как ему поступить с резолюцией Андропова, ситуация еще более запуталась. Ему опять позвонил начальник Первого отдела ИОГЕНа и сказал, что новый директор института, профессор Алексей Созинов, срочно ищет встречи с КГБ – и снова по поводу Гольдфарба! Вооружившись пропуском в Институт генетики – у него были пропуска во все подведомственные ему институты, – Сергей пошел к Созинову.
– Вчера ко мне приходил Гольдфарб, – начал Созинов, – и принес вот это, – он показал Сергею заявление: «Прошу оформить меня в институт на должность консультанта с 1 мая 1982 года».
– Я, конечно, знаю распоряжение КГБ не брать на работу людей в статусе Гольдфарба; я имею в виду, что ему отказано в выезде в Израиль, – продолжал Созинов. – Но дело в том, что сегодня утром мне позвонил вице-президент Академии наук Овчинников и приказал взять Гольдфарба. Я напомнил ему директиву КГБ, а он разозлился, повысил голос и сказал, что если я немедленно не оформлю Гольдфарба, то могу забыть о валютном финансировании института на следующий год. И что же мне делать? – Созинов развел руками. – У меня противоречивые указания от КГБ и от президиума Академии.
Сергей сделал вид, будто ему известно что-то такое, чего не знал его собеседник, и важно сказал: «У КГБ нет возражений против приема Гольдфарба на работу», – а сам подумал: «Черт знает что происходит! Пора сообщить об этом начальству».
* * *
Заместитель начальника Московского управления, генерал-майор Новицкий заметно разволновался.
– Это серьезное дело! – воскликнул он. – Это важнoe дело, если о нем знает сам председатель! У нас давно не было таких дел! И ты, сынок, правильно поступил, что приказал взять этого типа в институт. Потому что я боюсь, что контрразведка его у нас перехватит. Держу пари, Хлопьянов уже бегает, добивается, чтобы ему отдали твоего «Рецензента». Но если он будет оформлен в Институт генетики, то другое дело: это на 100 % наша территория!
– A что мне делать с резолюцией председателя? – поинтересовался Сергей. – Он ведь приказал выдать Гольдфарбу визу.
Новицкий почесал в затылке:
– Это тонкая ситуация, – он поднял трубку. – У шефа есть для меня пятнадцать минут? Есть срочное дело.
Они поднялись на пятый этаж и оказались в приемной начальника Московского управления, генерала Виктора Алидина. «Виктор Иванович вас примет», – сказала секретарь.
Алидин, низкорослый, тучный мужчина с бычьей шеей, зачесанными назад волосами и свирепыми бровями над пронзительными глазками, сидел за столом в штатском. Сергей встал по стойке смирно и отдал честь.
– Входи, Владимир Иванович, – сказал Алидин хриплым низким голосом. – Как твои дела? – и в сторону Сергея: – А это кто?
– Капитан Безруков, товарищ генерал-полковник! Третий отдел, шестая служба, – отрапортовал Сергей срывающимся голосом. Подумать только, ведь это сам начальник управления!
– Вольно! – промычал Алидин.
Новицкий кивнул Сергею, и тот, сдерживая волнение, изложил суть дела «Рецензент».
– Мы опасаемся, что Второй главк может забрать у нас это дело, – сказал Новицкий. – Они разрабатывают этого цэрэушника, но Хлопьянов признался капитану, что, кроме Гольдфарба, у них на него ничего нет.
– Забрать? Это мы посмотрим, – прорычал Алидин.
В иерархии КГБ глава Московского управления был равен начальнику центральной контрразведки, и было ясно, что Алидин без боя «Рецензента» не отдаст.
– И еще этот Овчинников из Академии, – продолжал Новицкий. – Где это видано – выпускать предателей за их прошлые заслуги?
Не волнуйся, разберемся, – объявил Алидин. – Я переговорю с председателем. Свободны!
Через два дня Сергей получил указание продолжать разработку совместно со Вторым ГУ, поделив работу: Хлопьянов сосредоточится на Данилове, а Безруков – на Гольдфарбе. Директиву Андропова о выдаче Гольдфарбу выездной визы можно не выполнять.
Глава 17. Граф Монте-Кристо
Оперативный план по «Рецензенту», утвержденный начальством, состоял из трех частей: выявление контактов и связей объекта, внедрение агентов в его ближайшее окружение и развертывание технических средств наблюдения. Сергей довольно быстро установил около двухсот связей отца, из которых около семидесяти имели учетные досье – ДОУ – в различных подразделениях КГБ, однако ни один из них, кроме Данилова, не был объектом активной разработки. Изучив все эти дела, Сергей не нашел ничего, заслуживающего внимания.
Среди контактов «объекта» были около десятка тайных осведомителей КГБ, в основном из числа сотрудников ИОГЕНа, но ни один из них в конце концов не предоставил важной информации – за исключением одного, который, по словам Сергея, оказался «совершенно бесценным источником». Увы, Сергей не смог назвать мне его имени.
– Понимаешь, в наших оперативных документах агенты, как и «объекты», фигурируют под кодовыми именами, – объяснил Сергей. – Хотя я был основным потребителем информации этого парня, я никогда с ним не встречался; у него был свой постоянный куратор, который получал от него информацию. Конечно, тогда я знал его имя, но сейчас уже не помню. Могу только сказать, что это тоже был микробиолог, с которым вы вместе учились или работали, и твой отец познакомился с ним через тебя. Когда ему поставили задачу приблизиться к объекту, это было совсем несложно. Он просто пришел к твоему отцу домой, чтобы узнать, как у тебя дела. Тот тут же предложил ему написать тебе записку и намекнул, что у него есть безопасный способ переправить ее в Нью-Йорк.
Рапорт Сергея о внедрении агента, который смог установить со мной связь, был воспринят начальством как оглушительный успех. Вскоре агент сообщил, что «безопасным способом» переписки со мной была почта Ника Данилова, и даже принес ответное письмо, в котором я благодарил его за визит к родителям, которые, как я знал, чувствовали себя довольно одиноко. Вскоре отец познакомил его и с самим Даниловым.
Сергею не нужно было называть мне имя агента; я сразу понял, что это был Вася В. – мой старый друг и коллега! У нас был один и тот же научный руководитель – Хесин, и мы два года работали бок о бок в одной лаборатории. В конце концов Вася защитил кандидатскую, а я бросил науку и занялся политикой. И вот сорок лет спустя я узнал, что мой добрый друг доносил на моего папу в КГБ!
Сомнений тут быть не могло. Вася был единственным из моих бывших друзей, кто регулярно посещал родителей, когда я эмигрировал, – он появился у них как раз в 1982 году и не пропадал до их отъезда! Кроме Васи, папа никого не знакомил с Ником Даниловым. Кроме него, никто больше не переписывался со мной через Ника. После рассказа о походе Овчинникова к Андропову рассказ об агенте был вторым подтверждением того, что Сергей говорит правду.
На мгновение я снова ощутил злорадство графа Монте-Кристо, который узнал имя еще одного виновника своих злоключений, но оно быстро сменилось глубокой печалью. Если действия Дубинина и моего шурина полностью соответствовали моему представлению об их низкой натуре, то разоблачение Васи стало для меня настоящим ударом: ведь я считал его другом и хорошим человеком, доверял ему и был благодарен за то, что он присматривал за моими стариками.
Моя сестра Ольга вспомнила день, когда Вася впервые появился в их квартире: «Он сидел на диване, когда я вошла в комнату. Папа нас познакомил. Помню, он был высок, красив, с ухоженной бородкой и рассказывал о новом американском генноинженерном инсулине, который неплохо было бы получить для папиного диабета. На его лице было искреннее беспокойство; я почувствовала моментальную симпатию. Он был именно тем, в ком нуждались мама и папа – они ведь так по тебе скучали».
* * *
Где-то в начале 1983 года,
