Обратно его, вывернув руки, волокли уже два надзирателя. Уже по одному этому Кампанелла понял, что Петроло сдержал слово. Куда его тащат? Они остановились у башни, где находился самый страшный карцер — «Крокодилья яма». Пиццони не вытерпел трех суток в простом карцере, а как поведет себя Петроло в «Крокодиле»? Неужели и он не будет достаточно мужественным?
«Крокодилья яма» оказалась очень действенной. Не прошло и суток, как Петроло взмолил о пощаде. Пусть его только выпустят из этой ужасной ямы, он готов сейчас же принести повинную. Надзиратель развел руками. Надо было делать это вчера, в воскресенье члены трибунала не заседают. Теперь ему волей-неволей придется ждать до завтра!
В понедельник утром, как только трибунал приступил к работе, смотритель «Крокодила» доложил о настоятельной просьбе Петроло немедленно его выслушать. Было приказано привести его. Напуганный до смерти, Петроло был готов на все. Он сразу же заявил, что отказался подтвердить правильность прежних показаний в результате угроз со стороны Кампанеллы и Дионисия.
Санчес потирал от удовольствия руки: ведь он и раньше утверждал, что во всем виноват Кампанелла!
Петроло прочли его старые показания, и он не только полностью их подтвердил, но и по собственному побуждению дополнил их многими важными подробностями, которые, будучи тяжелы для Кампанеллы, должны были выгородить самого Петроло и показать глубину и искренность его раскаяния. Особенно важно было свидетельство, что мысль о восстании Кампанелла высказывал еще тринадцать лет тому назад. Петроло разоткровенничался до того, что передал разговор в Стило, когда он сказал Кампанелле, что было бы хорошо, если бы его назначили кардиналом и он бы помогал своим друзьям. «Меня кардиналом? — возразил будто бы на это Томмазо. — Я хочу других делать кардиналами, а не дожидаться, пока меня сделают им!»
Новые разоблачения были очень важны. На очной ставке Петроло повторил их. Однако выдержка не изменила Кампанелле. Он доказывал несостоятельность утверждений Петроло и называл его низким лжецом.
Упрямство Кампанеллы, отрицавшего даже самые очевидные вещи, окончательно возмутило членов трибунала. К нему надо применить крайние средства, не дожидаясь, пока придет разрешение на пытку. Если одних суток в «Крокодильей яме» было достаточно, чтобы заставить Петроло образумиться, то надо бросить туда Кампанеллу и держать его там не одни сутки, а пять или больше! Эта мера тем своевременней, что, пока Кампанелла сидит в карцере, Рим пришлет ожидаемое разрешение и упорствующего преступника можно будет потащить в пыточную камеру прямо из карцера.
На этот раз мнения членов трибунала не разделились. Было решено засадить главаря заговорщиков в «Крокодилью яму».
Очная ставка с Петроло была последним ударом, который окончательно разрушил план Кампанеллы. Сколько сил было потрачено на то, чтобы убедить товарищей в необходимости отрицать результаты проведенного в Калабрии следствия! Сколько надо было проявить выдумки и терпения, чтобы поддерживать с ними связь! И все напрасно!
В задуманном плане, который он проводил с железным упорством, от пяти человек зависел успех всего дела. Ни один из них не оказался достаточно сильным, чтобы пополнить свои обещания! Маврицио, геройски перенесший невиданные пытки, побоялся обречь душу на погибель и в последний момент согласился рассказать всю правду. Пизано поторопились умертвить. После него остались подписанные им разоблачения. Бунт его прошел бесследно — кляп во рту видели только тюремщики. Лавриана дал себя убедить какому-то ученому-негодяю. Пиццони испугался простого карцера, а Петроло не выдержал «Крокодильей ямы».
Как ни тяжела была истина, но с ней приходилось считаться. Надежды, которые Томмазо возлагал на товарищей, не оправдались. Трибунал располагал огромным количеством материалов, которые подтверждали существование хорошо организованного заговора Очные ставки открывали заключительный этап процесса. Трибуналу только оставалось объявить Кампанеллу и Дионисия «изобличенными» и вынести приговор который мог быть только смертным. Жить оставалось недолго. А побег еще не был подготовлен.
Он ждал, что его не сегодня-завтра подвергнут пытке. Он был уверен, что выдержит и ее. Но к чему это приведет? Лишний раз докажет, что он «упорствующий», и даст возможность трибуналу еще легче и быстрее осудить его как «изобличенного». Разве никак нельзя отсрочить вынесение приговора? Что предпринять?
Услышав в коридоре шаги, он вздрогнул. Неужели за ним? Так скоро? Загремели замки, и в камеру вошли два надзирателя. Двое — значит, на пытку или в карцер.
— Куда?
— Увидишь!
Его привели в башню, в подвале которой находилась «Крокодилья яма», и велели раздеться. Обыск? Кампанеллу вынудили снять башмаки и оставили в одном белье.
— Иди! — Надзиратель толкнул Кампанеллу вперед.
— В белье и босым?
— Радуйся, что не голым!
— Почему меня раздели?
— Таков приказ. Иди!
У железной двери тюремщик долго возился с засовами и замками. В коридоре было светло, но один из надзирателей почему-то держал зажженный фонарь. Как только открыли дверь, на Кампанеллу пахнуло ужасающим зловонием. Какова же эта «Крокодилья яма», которая за сутки развязывает упрямцам язык?
Его встретила кромешная тьма. В дверях стоял надзиратель с фонарем и освещал крутую каменную лестницу. Вместе с Кампанеллой спускался тюремщик. Когда ступеньки кончились, Томмазо пришлось шагнуть в жидкую грязь. Она обожгла холодом его босые, доги. Надзиратель велел Кампанелле пройти на середину карцера, там он взял конец длинной цепи с кандалами, надел их на ноги узнику и запер на замок. Пока еще был свет от фонаря, Томмазо успел оглядеться. В «Крокодильей яме» не было ни соломы, ни доски, чтобы присесть. Когда у человека иссякали силы и он не мог больше держаться на ногах, он сваливался в грязь. Как видно, в карцере не было крыс. В таком болоте наверняка не выжили бы даже и крокодилы, а в нем заставляли жить людей.
Темнота не помешала ему обследовать карцер. Он ощупал сырые, холодные как лед стены, поддерживая рукою кандалы, которые больно сжимали ноги, прошел во все стороны. Цепь была длиною в несколько шагов; прикрепленная к кольцу посреди карцера, она не давала узнику возможности подняться на лестницу и вынуждала его все время торчать в вонючем болоте. Нагнувшись, можно было с трудом дотянуться до нижних ступеней.
Кампанеллу особенно мучил холод. Недаром говорили, что узники «Крокодила» всегда страшно мерзнут!
В Неаполе стояли январские холода, и Санчес намеренно приказал оставить Кампанеллу в одном белье. Холод был таким нестерпимым, что он сразу потерял ощущение времени. Ему казалось, будто он сидит в этой яме уже несколько суток. Чтобы не окоченеть, надо было не переставая двигаться, размахивать руками, ходить. Холод заставлял узника плясать, подобрав тяжелые кандалы. Железо резало кожу и впивалось в кости. Томмазо быстро выбился из сил. Ноги сводило судорогой, кандалы тянули вниз — хотелось сесть прямо в слякоть и не вставать. Но долго нельзя просидеть — холод сковывал члены, надо было вскакивать и опять плясать, плясать, плясать…
