- Как, скажите мне, как вы можете помочь, дрожа от ненависти к этим мерзавцам? Если вы слышите историю, вроде истории о дочери Матильды, не возникает ли на самом деле у вас хоть на минуту желание уничтожить весь этот народ, раздавить его ногами...
- Нет, Жербье, действительно, нет, - сказал Люк Жарди. - Просто подумайте немного над этим. Новый эпизод, как бы ужасен он не был, конечно, не может оказать влияния на чье-то обычное отношение к людям. Что-то большее или меньшее не может изменить метафизическую концепцию. Все, что мы предпринимали, делалось, чтобы остаться людьми со свободной мыслью. Ненависть - это кандалы для свободной мысли. Я не могу принять ненависть.
Жарди рассмеялся, и показалось, что его лицо, а не лампа, стало источником света в комнате.
- Я обманываю вас прямо сейчас, - продолжал Жарди. - То, что я только что рассказал вам, это мысленная конструкция, а мысленная конструкция всегда стремится оправдывать органичные чувства. Правда состоит в том, что я люблю людей, вот и все. И я ввязался во все это дело только потому, что оно направлено против бесчеловечной части, существующей в некоторых из них.
Жарди снова засмеялся.
- Вы знаете, - сказал он. - Я иногда чувствую побуждение убивать людей, если слышу, что Моцарт или Бетховен пали жертвами резни! Это ненависть?
Он накрутил белую прядь на палец.
- Я вспоминаю страх, испытанный мною однажды в метро, - задумчиво сказал Жарди. - Один человек сел рядом со мной. У него была маленькая козлиная бородка, деформированное плечо и темные очки. Он начал смотреть на меня через эти очки со странной настойчивостью. Я никогда не беспокоился из-за полиции. Только вы знаете одновременно и мое настоящее занятие и мое настоящее имя. Но, тем не менее, я испугался. Вы не представляете. Время от времени я поднимал голову и всегда сталкивался с этим его взглядом. Потом человек подмигнул мне. И тут я узнал Тома, моего любимого Тома, вы знаете, физика, моего преподавателя в Сорбонне, которого потом казнили. Да, да, Тома, превосходно замаскировавшийся. Мне захотелось подойти и обнять его, но он поднял палец, и я понял, что я не должен узнавать его. Так что мы продолжали смотреть друг на друга. Время от времени он подмигивал мне через темные стекла. Потом он вышел на станции. И я больше никогда его не видел.
Жарди опустил руки на колени и наполовину закрыл глаза.
- Именно его первое подмигивание навсегда запечатлелось в моей памяти, - продолжил он. - Это подмигивание восстановило все между двумя людьми. Я часто мечтаю, что однажды смогу точно так же подмигнуть и немцу.
- А я помню, - сказал Жербье, яростно сжимая челюсти. - Я помню вид последнего немца, которого я видел...
- Ну? - спросил Жарди.
- Это были глаза цвета змеиной кожи, - сказал Жербье. - Глаза эсэсовца, заставившего меня бежать. Я клянусь вам, что если бы вы были на моем месте...
- Ну, на вашем месте, старина, я не колебался бы ни секунды, воскликнул Жарди. - Я побежал бы как кролик, как несчастный кролик, и без всякого стыда, и я не видел бы ни своего шефа, как вы, ни лондонских свечей. Я бы так испугался...
Жарди рассмеялся своим тихим полным смехом, возвратившим юность его лицу. Потом он снова стал серьезным.
- Вы не представляете, Жербье, как вы прекрасны.
Жербье начал расхаживать по комнате.
- И мы все еще на многие мили далеки от решения нашей проблемы, - вдруг сказал Жарди.
- Решение зависит от почты, - ответил Жербье.
- Вскоре придет Бизон, но мне хотелось бы еще долго поговорить с вами, - сказал Жарди.
Жербье вышел в вестибюль.
- Бизону не обязательно знать, что я здесь, - сказал Жарди. Он зашел в соседнюю комнату и мягко закрыл дверь.
VII
Вошел Бизон, а за ним Жан-Франсуа. Бизон дал Жербье пачку сигарет.
- Бьюсь об заклад, тебе этого хотелось, - сказал он.
Жербье не ответил. Его руки немного дрожали, пока он разрывал голубую бумажную упаковку. Он несколько раз глубоко затянулся с жадностью человека, умиравшего от голода. Потом спросил:
- Что с Матильдой?
Бизон, наблюдавший за курившим Жербье с выражением дружеского и грубого соучастия на массивном лице внезапно как бы окаменел.
- Ну? - нетерпеливо спросил Жербье.
- Я ничего не знаю, - ответил Бизон.
- А твоя группа информаторов? - спросил Жербье.
Бизон немного опустил голову и его узкий прорезанный глубокими морщинами лоб стал еще более рельефным.
- Я ничего не знаю, - повторил он.
Жербье попытался поймать его взгляд, но ему это не удалось.
Бизон приставил кулак к своему переломанному носу и сказал сквозь зубы и сжатые пальцы:
- Я ничего не знаю. Все - в почте.
Из потайного кармана он вынул листки тончайшей бумаги с мелко написанным шифром. Жербье зажег сигарету от другой, которая уже обжигала ему губы, и принялся за работу.
Жан-Франсуа и Бизон тихо стояли в тени. Это длилось долго. Наконец, Жербье взглянул на них. Его голова была точно под лампой.
Круг света странным образом внезапно сделал еще острее черты его лица.
- Матильду освободили позавчера, и Жербоннель, Арно и Ру были арестованы, - сказал Жербье.
Жербье повернулся к Бизону и спросил:
- Это правда?
- Ну, если это написано в донесении, - сказал Бизон.
Его голос был более хриплым, чем обычно.
Жербье повернулся к Жану-Франсуа.
- Ты знал об этом...
- Я не занимаюсь составлением донесений, - сказал Жан-Франсуа.
Жербье понял, что эти двое мужчин, самые верные, самые честные, самые сильные, начали уклоняться от ответов. И почувствовал, что на их месте поступал бы точно так же. И именно поэтому он вдруг освободился от всей внутренней борьбы, от угрызений совести и от жалости. Он обратился к Бизону грубовато, резко и командным голосом, требовавшим подчинения:
- Матильду нужно ликвидировать, немедленно и любыми средствами...
- Это не так, - сказал Бизон. Он покачал своим низким лбом и на одном дыхании продолжил:
- Нет, я не трону мадам Матильду. Я работал с ней. Она спасла мою шкуру. Я видел, как она перебила гестаповцев из автомата. Она великая женщина. Люди, если нужно... все, что скажете... Но мадам Матильду - пока я жив - никогда!
Жербье зажег новую сигарету и сказал:
- Здесь не о чем спорить, ей придется умереть. И она умрет.
- Вы не сделаете этого, - сказал Бизон.
- У нас есть и другие убийцы помимо тебя, - сказал Жербье, пожав плечами. - И если до этого дойдет, то я сделаю это сам...
- Вы не сделаете этого, - прошептал Бизон. - У тебя нет на это права. Я говорю тебе. На стрельбище ты бежал как чемпион, и ты сейчас лежал бы в общей могиле, если бы не мадам Матильда, придумавшая все это дело с дымовой гранатой.
