– Гранатами огонь!– заорал Жук.– Бей!
Власовцы прижались к середине холма, на них, размахивая пистолетом, яростно орал офицер, и Жук снял его одиночным выстрелом.
– Заморыш, Музыкант, соберите все гранаты – и ко мне! Остальным вниз!
Я обернулся на стон: Рашид Алиев стоял на коленях и держался рукой за пробитое пулей плечо. Из-под его растопыренных пальцев бежал ручеек.
– Чего смотришь, ты!..– зло выругался он.– Стрэляй!
Чуть ниже верхушки холма лопнула мина.
– Все вниз!– срывая голос, орал Жук.
Никто из ребят не сдвинулся с места. Зденек, сильно побледнев, шарил по карманам в поисках патронов. А мины уже рвались за нашими спинами, еще мгновенье – и нам пришлось бы худо, тем более что на подползающих власовцев были брошены последние гранаты.
И в этот момент подоспели наши, с двух сторон раздалось мощное и долгожданное «ур-ра!». На дорогу обрушились десятки мин, по ошеломленным неожиданным ударом врагам застрочили пулеметы. Власовцы, почти было уже добравшиеся до вершины, посыпались вниз, и мы с огромным облегчением били в зеленые спины, ругались, кричали всякую ерунду и видели, как падают бегущие к лесу фигурки, как гибнет оказавшийся в ловушке враг. Только одна группа власовцев, используя как прикрытие грузовые машины, оказала сильное сопротивление. Наша цепь откатилась назад, и тогда по машинам ударили минометы. Когда все было кончено, я увидел, как власовский офицер застрелил из пистолета двух солдат, поднявших кверху руки, а потом пустил себе пулю в лоб: значит, понимал, что его ждет.
Ребята перевязали впавшего в беспамятство Рашида, и мы понесли его вниз, обходя стороной лежащих на склоне холма убитых власовцев. Я насчитал двенадцать трупов, хотя в пылу боя мне казалось, что мы уложили гораздо больше. Зато вся дорога и прилегающее к ней поле были буквально завалены трупами: я увидел, какое страшное опустошение могут произвести мины на открытой местности, и подивился прозорливости Жука, который приказал в первую очередь подавить «ишаков».
Когда мы спустились вниз, Зденек и Штефан стали прощаться. Они долго жали нам руки, показывали на видневшуюся в отдалении деревню и звали в гости. Мы обнялись и расцеловались.
– Погодите! – крикнул Жук уходящим чехам. – На память, братцы, примите.
И протянул Зденеку свои часы, а Штефану кинжал.
Проследив, чтобы Рашида побыстрее отправили в медсанбат, мы пошли к пленным. Их было с полсотни, обалдевших, дрожащих от перенесенного кошмара, и мы, столпившись вокруг, всматривались в их лица.
– Из лагеря нас взяли,– тянул откормленный детина, бегая глазами по толпе,– заставили, ей-богу!
– Сукин ты сын, за кусок сала продался!
– Тебя, земляк, тоже заставили?– усатый сержант с забинтованной головой подошел к власовцу в офицерской форме и с мясом сорвал с его кителя Железный крест.
– Волк тебе земляк,– процедил офицер, с ненавистью глядя на нас, и выкрикнул:– Стреляйте, сволочи! Чего ждете?
– Дешево отделаться хочешь!– засмеялся сержант.– Вешать тебя будем, господин офицер. Противное дело, но ради такого гада попробую.
– Кончать предателей!– загудела толпа. В сопровождении штабных офицеров подошел подполковник Локтев.
– Савельев, обеспечить безопасность пленных,– коротко отрубил он.– Всем разойтись!
– Да они человек тридцать наших положили!– выкрикнул кто-то.
– Всем разойтись!– холодно приказал командир полка.– В Советской Армии нет места самосуду!
Недовольно ворча, солдаты расходились. Локтев подошел к Жуку, положил ему руку на плечо.
– Спасибо, Петя, правильно решил. Представишь ребят.
Жук весело козырнул:
– Есть представить ребят!
– С нами два чеха были, товарищ гвардии подполковник!– выпятив грудь, доложил я.
Локтев вопросительно посмотрел на Жука.
– Новенький, тот самый кореш,– пояснил Жук.– А фамилии чехов я записал, симпатичные гаврики. Держались на пятерку с плюсом.
– Подашь вместе со своими,– сказал Локтев,– Потери?
– Рашида подцепило, в ключицу навылет.
– Жаль,– Локтев помрачнел. – Итого тридцать семь, из них двенадцать убитых… Ладно, веди пленных.
Тесно сбившись в кучу, боясь поднять глаза, власовцы, осыпаемые ругательствами встречных солдат, побрели к холму. Если бы ненависть могла жечь, они бы превратились в труху.
Полк остановился на большой привал, а нас Жук повел прочесывать лес – пленные показали, что нескольким власовцам в последнюю минуту все же удалось скрыться. Мне было хорошо: плотину прорвало, со мной разговаривали, шутили – меня приняли. Но главное – рядом шел Юра Беленький, которого Жук выклянчил у Ряшенцева на место бедняги Рашида. Вконец расстроенный Виктор Чайкин узнал, что кандидатуру его друга подсказал Жуку я, и на прощанье пообещал: «Будешь за это ходить с битой мордой, попомни!» Мы хохотали, даже сам Виктор под конец не выдержал и рассмеялся.
В отличие от меня Юру разведчики приняли сразу – в полку он был старожилом, пользовался славой храбреца и весельчака, и его общества искали. Подтрунивал Юра над всеми, невзирая на чины и положение, а одна его шутка могла бы иметь для Юры плачевные последствия, если бы у генерала, начальника штаба корпуса, не обнаружилось чувство юмора.
Предыстория этого случая была такова. Как известно, разведка у немцев работала неплохо, и когда на нашей передовой появлялось высокое начальство, немцы иной раз об этом узнавали и делали вывод о готовящемся наступлении. Поэтому генерал из штаба корпуса решил проверить готовность передовых подразделений инкогнито, в солдатской форме. Командир корпуса лишь предупредил Локтева, что в расположении полка появится солдат-специалист из штаба и ему следует оказывать всяческую помощь. Но… Юра Беленький лежал с генералом в госпитале и знал его в лицо.
И вот в траншее появился незнакомый пожилой «солдат», за которым в почтительном отдалении следовал начальник штаба полка майор Семенов. «Солдат» присматривался к бойцам, вступал с ними в разговоры, шутил и, на свою беду, неосторожно выругал младшего сержанта Беленького за то, что он вскрывал штыком консервную банку.
– Службы не знаете, солдат!– делая страшные глаза, рявкнул Юра.– Как разговариваете со старшим по званию?
Майор Семенов издали делал отчаянные знаки и грозил кулаком.
– Виноват, товарищ гвардии младший сержант!– спохватившись, вытянулся генерал.
– На первый раз прощаю,– великодушно сказал Юра, усаживаясь.– Давно в армии?
– Двадцать семь лет, товарищ гвардии младший сержант!
– Должны были бы изучить устав,– упрекнул Юра.– Ладно, вольно, товарищ… генерал!
Генерал на мгновенье растерялся, потом расхохотался и протянул Юре руку, которую тот почтительно пожал.
