У Георгия от смеха лились слезы. Представьте мою реакцию. Целый день я сверлила человеку мозги своими генералами, не подумав, что они по служебной необходимости — и не только — чаще всего были гостями именно этого пограничного села Вариани и лично Георгия.
— Я вас где-то видел, — такой была реакция изрядно захмелевшего генерала Набздорова, который с интересом рассматривал золотые сердечки на моих джинсах…
…Вскоре в Министерство по особым делам позвонили из Цхинвальской администрации.
— Госпожа Морошкина, наши правоохранительные органы задержали ваших ребят, и, если вы осмелитесь приехать, мы передадим их. — Информация была сухой и лаконичной.
— Малхаз, что делать? — спросила я министра.
— Раз обратились к тебе, ты и должна ехать. Конечно, риск есть, но решать тебе.
— Ну что, игнорировать «если осмелитесь»? Я поеду, кто со мной? — спросила я.
— Лали, ты ведь знаешь, что из-за нашего скудного бюджета я не могу послать с тобой ни водителя, ни охрану. Короче, решай.
А в это время министерство «бомбили» родственники задержанных — арестованные за наркотики девятнадцатилетний парень и двадцатилетняя беременная девушка проводили холодные декабрьские дни при температуре двенадцать градусов мороза в цхинвальской тюрьме.
— Сандро, мой дорогой, я и в глаза не видела Цхинвали, к тому же, не знаю дороги, прошу, поезжай со мной, ну… — молила я по телефону начальника трассы Сандро Мезвришвили.
— Конечно, Лали, какие проблемы, как пожелаешь. Только скажи, когда тебе нужно, мне ведь еще машину подготовить.
— Сейчас же, Сандро, сейчас же, иначе что ждет тех ребят — никто не знает, — ныла я.
— Хорошо, базара нет, через час буду у министерства, приготовься.
* * *
— Ты что, едешь так? — спросил Сандро, когда я садилась в машину.
— Да, а в чём дело?
— Ведь там холод собачий, а ты налегке. Это тебе не Тбилиси, а Цхинвали. Хочешь, заедем к тебе домой?
— Нет, времени нет, мне ведь не по улицам гулять, поехали.
Машина взяла курс на север.
Цхинвали оказался маленьким угрюмым поселком, в котором особо не чувствовалось признаков жизни. «Кинули русские осетин», — подумала я. Полная стагнация — ни кино, ни театров, ни ресторанов, ни галдежа, будто Цхинвали всё еще оплакивал случившееся несчастье.
В резиденции Кокойты я заметила журналистов нашего регионального телевидения.
— Что вы здесь делаете? — спросила я бывших коллег.
— Позвонили из администрации Кокойты, что, мол, собираются передать заключенных грузинской стороне.
Все стало ясным. Кокойты пытался набрать очки. Жест доброй воли должны были увидеть по всей стране.
От администрации так называемого президента исходил сильный постсоветский запах. Вскоре оказалось, что этот запах совсем не был воспоминанием «ушедших времен», — дело в том, что цхинвальская администрация отапливалась керосиновыми печками.
Кокойты оказался среднего роста, коренастым мужчиной. Как и большинство в Цхинвали и Картли, он тоже был бывшим борцом.
— Очень приятно. Холодно, мороз! — сказал он с грубым, специфическим акцентом и предложил притулиться возле керосинки. «Ва, президент согревается у керосинки?» — засмеялась я про себя.
Кокойты коротко описал обстановку и высказал удивление по поводу того, что я приехала без охраны и эскорта.
— Как вы не побоялись? — спросил он.
— Просто, — ответила я. — Это территория Грузии! Я могу поехать, куда захочу и когда захочу.
— Это спорный вопрос. Перейдем к делу, подпишите акт освобождения.
Я расписалась на документе о приеме грузинских заключенных.
— Идите в тюрьму, — сказал Кокойты.
Я поняла, что это было своего рода психологическое давление.
Двери цхинвальской тюрьмы открывались тяжело и медленно. Конвой, сопровождавший меня, выдвинулся вперед. В конце бетонного коридора вдруг послышался душераздирающий плач. Я ускорила шаги. Несчастные молодые грузины горько сожалели о содеянном и надеялись на чудо. А вообще-то, между нами, ведь если б не этот, пусть сделанный с расчетом жест доброй воли Кокойты, заключенные еще долго не увидели бы солнечного света.
Снаружи нас ждали измученные, перенервничавшие, но безгранично благодарные родители молодых.
— Огромнейшее спасибо, да благословит вас Господь! — раздавались их восклицания.
— Хорошо, уже поздно, постарайтесь уехать до темноты, — посоветовала я.
Две машины с грузинскими номерами за секунду исчезли в тумане и мгле.
— Почему я тебя не послушалась, Сандро, — повернулась я к своему спутнику.
— Замерзла, да?
— Ничего, сейчас попрощаюсь с Джабеевичем, и поедем.
— Поторопитесь, ведь езда ночью не очень безопасна, — предупредил Сандро.
В администрации Цхинвали гордый своим поступком Кокойты направо и налево раздавал интервью, подчеркивая добросердечность осетинского народа.
И я сказала несколько слов благодарности от себя, пообещав в сжатые сроки пропорционально передать двух осетинских заключенных.
— Не получится, у вас мой начальник милиции Чермен Букулов уже три года сидит, сколько прошу, никто не слушает.
— Я постараюсь! — пообещала я.
Мои документы остались в кабинете Кокойты, поэтому нам с Сандро пришлось за ними вернуться.
В комнате меня встретили двое незнакомых мужчин.
При моем появлении один, более высокий и стройный, вскочил и подошел слишком близко.
— Ты кто? — спросил он.
Я представилась, взяла документы, попрощалась с Эдуардом Джабеевичем и направилась к выходу.
— Стой, ты никуда не уйдешь! — окликнул высокий и что-то прошептал низковатому.
— Лали, плохи наши дела, — сказал Сандро. — Ладно, одного-двух возьму на себя, ну, а что делать потом?
— Не нервничай, что-нибудь придумаю, — сказала я Сандро и повернулась к высокому.
— Это почему я не уйду? Что, нашли слабую женщину? Таково осетинское гостеприимство? — перешла я на грузинский язык, который осетины знали как родной. Высокий смутился.
— Да не кипятись. Мы пошутили, внизу накрыт стол. Покутим вместе, и потом поедешь.
— А если я не хочу?
— Мы хотим! А ты находишься в нашей юрисдикции и должна поступать соответственно. Поняла?
Я поняла, что оказывать сопротивление нет смысла и последовала за «приказчиками» вниз, в харчевню, где и был накрыт стол.
— Ты знаешь, кто они? — спросил меня нахмуренный Сандро.
— Нет, а кто?
— Братья «Дикие», живут в Москве и полностью контролируют Цхинвали. Кокойты у них как подручный.
