Еще менее могли понравиться Крылову сопоставления его басен с баснями Дмитриева, которые содержатся в статье Жуковского.
Жуковский, как правило, сравнивает басни Дмитриева и Крылова с их оригиналом, то есть с баснями Лафонтена: «“Два голубя”, басня, переведенная из Лафонтена (Крыловым. – И.С.), кажется нам почти столько же совершенною, как и басня Дмитриева того же имени: в обеих рассказ равно приятен; в последней (то есть в басне Дмитриева. – И.С.) более поэзии, краткости и силы в слоге; зато в первой, если не ошибаемся, чувства выражаются с большим простодушием»293.
Далее следует анализ некоторых стихов этой басни. Так, например, Жуковский замечает: «Сожалеем также, что он (Крылов. – И.С.) выпустил прекрасный стих, который переведен так удачно у Дмитриева:
Le pigeon profita du conflit des voleurs
Итак, благодаря стечению воров294.
Стих тем более важный, что в нем стихотворец мимоходом, одною чертою, напоминает нам о том, что делается в свете, где иногда раздор злодеев бывает спасением невинности»295.
По поводу басни «Лягушки, просящие царя» в переводе Крылова Жуковский пишет: «Смеем даже утверждать, что здесь подражание превосходит подлинник, а это весьма много, ибо Лафонтенова басня прекрасна…»296
Как видно из этих приведенных мною замечаний Жуковского, он настаивает на том, что Крылов подражатель, а не оригинальный поэт. Могло ли это понравиться Крылову? Сомневаюсь.
Пристрастие Жуковского к Дмитриеву особенно заметно в собранной им антологии «Собрание русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев и из многих русских журналов» (1810 – 1811). Наиболее полно в третьем томе этого «Собрания», куда вошли басни, был представлен Дмитриев – 24 басни, за ним идет Хемницер – 16 басен, и только на третьем месте Крылов – 9. Что еще удивительнее – это количество басен В.Л. Пушкина, их 9, столько же, сколько басен Крылова. Жуковский – составитель «Собрания» по отношению к Крылову оказался еще более строгим, чем Жуковский-критик297.
Почему я думаю, что «Видение» после статьи Жуковского должно было произвести на Крылова потрясающее впечатление и довести его, как мы знаем, до слез, а Крылов, как известно, не отличался слезливостью?
Этот ларчик открывается просто: Крылов мог прочесть статью Жуковского не в том сокращенном виде, в котором мы ее читаем во всех доступных нам собраниях сочинений Жуковского. Мы читаем ее в неполном виде, в котором сам автор перепечатал ее в 1818 году.
Только в 8-м собрании его сочинений298 эта статья дана в полном виде. В ней после заключительного абзаца следует несколько страниц критических замечаний, в которых Жуковский говорит о недостатках и ошибках в баснях Крылова. Привожу заключительный абзац статьи Жуковского, до сих пор как бы не замечаемый, а за ним отброшенные в издании 1818 года критические замечания 1809 года, сопоставив их с позднейшими переизданиями басен Крылова и наличием или отсутствием в них изменений.
«Но довольно! Читатели сами могут развернуть басни г. Крылова и заметить в них те красоты, о которых мы не сказали ни слова за недостатком времени и места. Остается теперь заметить ошибки – их очень немного. Слог г. Крылова кажется нам в иных местах растянутым и слабым (зато мы нигде не заметили принужденности в рассказе). Найдутся три или четыре погрешности против языка; несколько выражений, противных вкусу, грубых и тем более заметных, что слог вообще везде и приятен и легок. Например:
Вещуньина с похвал вскружилась голова;
От радости в зобу дыханье сперло!
Едва ли это неприятное выражение в зобу дыханье сперло понравится людям, привыкнувшим к языку хорошего общества».
Этот стих Крылов оставил без изменений.
К басне «Дуб и трость» Жуковский сделал два замечания: «Дуб говорит тростинке: Ведь тебе овсянка уж тяжка! Не приличнее ли тяжесть овсянки выразить легким, а не тяжелым стихом? Такая подражательная гармония не слишком ли подражательна?»
Для издания басен 1825 года Крылов эту строку заменил на:
«Сказал он: “воробей, и тот тебе тяжел…”», то есть убрал «слишком» подражательную, по мнению Жуковского, гармонию «уж тяжка».
Другое замечание в басне «Дуб и трость»:
А ты, так ты еще не уклонял лица,
Как сдерживал порывы их ужасны.
Подчеркнутые Жуковским слова, вероятно, показались ему несогласованными во всей конструкции двух соседних стихов. В издании 1825 года Крылов эти две строки заменил одной: «И от ударов их ты не склонял лица» (9).
К басне «Муха и дорожные» относится самое любопытное замечание к следующим строкам:
Лакеи, гуторя, плетутся вслед шажком,
Учитель с барыней болтают вздор тишком.
«Вероятно, что при втором издании г. Крылов не оставит этих стихов без поправки», – писал Жуковский. Крылов этому его совету последовал. Об этой переделке позднее в рецензии на «Новые басни» (1811) Крылова писал с неудовольствием Каченовский, к тому времени ставший единоличным редактором «Вестника Европы»: «Господин Крылов отменил некоторые ошибки, справедливо отмеченные г-ном Ж. в “Вестнике Европы” (1809, № 9). Но, кажется, все еще остались немногие места, которые надлежало бы поправить: например в XXI басне под заглавием “Муха и Дорожные” прежде было напечатано:
Лакеи, гуторя, плетутся вслед шажком,
Учитель с барыней болтают вздор тишком.
В новом издании г. сочинитель переменил замеченные слова и поправил следующим образом:
Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком,
Учитель с барыней шушукают тишком.
Прежде в слове гуторя ударение было над первым слогом, теперь оно уже перенесено на второй. Что правильнее? Не знаю, но думаю, что в обоих случаях сочинителю гуторить неприлично. Здесь он сам от себя повествует читателю о “Мухе и Дорожных”, следовательно, должен бы говорить таким языком, какой всегда употребляет, беседуя в хорошем обществе и со своими приятелями. Ежели требуется, чтобы вводные речи соответствовали характеру и состоянию лица говорящего, то не менее нужно, чтобы и в словах, принадлежащих самому сочинителю, соблюдено было надлежащее приличие»299.
В басне «Лев и человек» Крылов изменил строку, отмеченную Жуковским:
Сразмерна ль с кротостью твоей такая гордость.
Вот ее окончательный вид:
Сразмерна ль с крепостью твоей такая гордость.
На замечание Жуковского по поводу текста басни «Пустынник и медведь»:
«В лесу кого набресть
Кроме волков или медведей —
И это кажется нам ошибкою против языка. Говорится, на кого набресть, а не кого набресть» – Крылов не реагировал, не согласился он и с указанием критика: «Нельзя, если не ошибаюсь, говоря о музыке, употреблять слово к басне “Музыканты”, к реплике “соседа”:
