Остров Маргит для жителей Будапешта — любимое место прогулок и отдыха. Они заслуженно называют его жемчужиной Дуная.
Но совсем иначе выглядел этот прекрасный остров в суровые дни января сорок пятого года, когда в Будапеште шли бои. Для гитлеровцев, теснимых в Пеште, но еще крепко сидевших в Буде, Маргит был как бы передовым укреплением, с которого можно было просматривать реку и пештский берег. Парк был изрыт траншеями, изъязвлен снарядными воронками. Среди заснеженных, местами покалеченных осколками деревьев были запрятаны батареи пушек и минометов, на берегу оборудованы многочисленные пулеметные гнезда. И хотя лед на Дунае в ту для Венгрии необычайно суровую зиму давно был прочен, пройти по нему от Пешта, чтобы штурмовать остров, было невозможно: за всеми подступами к острову Маргит противник следил и держал их под прицелом.
Немцы на острове, отделенные от наших позиций ледяным полем замерзшей реки, чувствовали себя спокойнее, чем в других местах Будапешта, где нейтральная полоса проходила по жилым кварталам и подчас была такой узкой, что через нее можно было перебросить гранату.
Но, как ни стерегли гитлеровцы подступы к острову, матросы отряда разведки не раз проникали на Маргит.
Однажды Калганов послал в поиск на остров Любишу Жоржевича, Алексея Чхеидзе и Василия Глобу. Это было через два дня после Нового года, встречу которого разведчики отпраздновали по-особому: ровно в полночь по их заказу прогремели залпы нескольких наших батарей, снаряды обрушились на кабаре и рестораны, в которых собравшиеся на новогодний ужин офицеры окруженных в Будапеште немецких частей поднимали в ту минуту бокалы и желали друг другу в новом году выбраться из котла. Эти «новогодние» цели для артиллеристов разведал отряд Калганова.
Посылая на остров Маргит Жоржевича, Чхеидзе и Глобу, назначенного старшим, Калганов поставил им задачу — уточнить, где стоят крупнокалиберные пушки, каждый день обстреливающие наши позиции в Пеште. Данные об этих пушках нужны были, чтобы уничтожить их точным артиллерийским огнем. Попутно три разведчика должны были установить и расположение других сил врага на острове.
Глоба, Чхеидзе и Жоржевич пошли в поиск ранним утром, когда только-только начинался медленный зимний рассвет. В эту пору легче было обмануть бдительность врага: с наступлением дня гитлеровцы становились менее осторожными, к тому же утром они производили смену постов, завтракали.
Набросив белые накидки, разведчики спустились с пештской набережной на лед как раз напротив острова и поползли к нему. Лед был неровный; сломанный еще в начале зимы быстрым течением, когда был тонок, или разбитый совсем недавно снарядами, он застыл причудливыми нагромождениями. Разведчики где ползком, где перебежками от тороса к торосу благополучно добрались до острова и, присмотревшись, вышли на берег там, где, по их расчетам, противник не мог бы их заметить.
На острове они почувствовали себя спокойнее, хотя на льду их отделяло от врага и большее расстояние: на льду укрыться, если заметят, было негде. Здесь же в случае опасности они могли спрятаться где-нибудь в кустарнике, хотя по-зимнему и голом, но густом, за деревьями или в пустом здании какого-либо из увеселительных заведений.
Три разведчика долго ходили по острову, прокрадываясь от дерева к дереву, от куста к кусту, от одной постройки к другой. Они делали это довольно свободно в огромном парке, по которому шли, избегая аллей и дорожек. Гитлеровцы им почти не попадались навстречу. Если же разведчики замечали гитлеровцев, то незаметно обходили их стороной.
Проходив несколько часов по острову, отметив обнаруженные близ берега окопы и пулеметные гнезда, в которых, по их подсчетам, занимало позиции около двух рот гитлеровцев, Глоба, Жоржевич и Чхеидзе нашли наконец на небольшой лужайке в гуще парка то, что искали, — батарею стопятидесятимиллиметровых орудий, нацеленных в сторону Пешта. Разведчики запомнили место и отправились в обратный путь. Задание было выполнено.
Но даже если задание и выполнено, разведчик, пока он находится на вражеской стороне, продолжает поиск, тем более что возвращается он всегда другим путем. Глоба, Жоржевич и Чхеидзе внимательно рассматривали встречавшиеся по пути здания ресторанов и кафе, осторожно заглядывали в некоторые из них: не находятся ли там гитлеровцы? Но здания, в большинстве легкой, летней постройки, с выбитыми стеклами, местами поврежденные снарядами и авиабомбами, были пусты. Гитлеровцы либо грелись в землянках, сооруженных ими кое-где под деревьями парка, либо сидели в окопах.
Уже почти выйдя к берегу, разведчики увидели белое двухэтажное здание с множеством балкончиков по фасаду, окруженное аккуратно подстриженными деревьями и кустарниками.
— Стойте! — шепнул товарищам Чхеидзе.
— Что? — спросил Глоба.
— Кажется, в доме кто-то есть. Я слышал голоса.
— Какие голоса? — Глоба посмотрел в сторону здания. — А ну, послушаем…
Разведчики постояли, прислушиваясь.
— Никаких голосов! — сказал Глоба.
— Но я слышал: вроде вскрикнули, — стоял на своем Чхеидзе. — Немцы в здании!
— Едва ли, — с сомнением покачал головой Глоба. — Что им там мерзнуть? Видишь, Алексей, все окошки повыбиты.
— А все-таки надо посмотреть! — не отступал Чхеидзе.
— Ну что ж, посмотрим, — согласился Глоба.
— На всякий случай, я один схожу, — сказал Чхеидзе, — а вы меня здесь подождите.
Жоржевич и Глоба присели под могучим старым дубом, за черными припорошенными снегом ветвями которого шагах в двадцати белело здание. В стене, обращенной к разведчикам, виднелась широкая дверь, когда-то вся, сверху донизу, застекленная. К крыльцу, на которое выходила дверь, не вело никаких следов, снег перед ним был не тронут.
Глоба и Жоржевич следили, как Чхеидзе прокрался вдоль насаждений, окаймлявших здание, несколько секунд, присев, оглядывался, а затем быстро перебежал небольшое открытое пространство, отделявшее его от крыльца. Вот он взбежал на крыльцо и через раму лишенной стекол двери проскользнул внутрь.
…Едва Чхеидзе вошел в здание, как сразу же насторожился: ему показалось, что вблизи и в самом деле слышны какие-то невнятные голоса. С автоматом на изготовку он прижался к стене и осмотрелся. Полутемный вестибюль, битое стекло на присыпанном снегом полу, кресло, валяющееся вверх ножками, двери направо и налево, лестница, ведущая наверх, — похоже, здесь что-то вроде гостиницы… По всему видно, в здании давно никого не было, пожалуй, с самого начала боев. Но голоса, голоса? Чхеидзе прислушался еще: кажется, довольно веселые крики, смех. Кто это веселится и по какому поводу? Здесь, в промерзшем здании, в окнах которого не осталось, наверное, ни одного стекла?
